Нельзя говорить о каких-либо достоинствах советской системы образования, не понимая, как, когда и откуда она появилась. Основные принципы образования на ближайшую перспективу были сформулированы еще в 1903 году. На II съезде Российской социал-демократической рабочей партии было заявлено, что образование должно быть всеобщим и бесплатным для всех детей до 16 лет вне зависимости от пола. Кроме того, следует ликвидировать сословные и национальные школы, а также отделить школу от церкви. 9 1917 года является днем учреждения Государственной комиссии по просвещению, которая и должна была разрабатывать и контролировать всю систему образования и культуры огромной страны Советов. Положение «О единой трудовой школе РСФСР», датированное октябрем 1918 года, предусматривало обязательное посещение школ всеми гражданами страны в возрасте от 8 до 50 лет, которые еще не умели читать и писать. Единственное, что можно было выбирать, - на обучаться грамоте (русском или родном).
В то время большая часть трудового населения была неграмотной. Страна Советов считалась сильно отстающей от Европы, где общее образование для всех было введено почти на 100 лет раньше. Ленин считал, что умение читать и писать сможет дать толчок каждому человеку к «улучшению своего хозяйства и своего государства».
К 1920 году более 3 миллионов человек обучились грамоте. Перепись того же года показала, что более 40 процентов населения старше 8 лет умеют читать и писать.
Перепись 1920 года была неполной. Она не проводилась в Белоруссии, Крыму, Закавказье, на Северном Кавказе, в Подольской и Волынской губерниях, ряде местностей Украины.
Коренные изменения ждали систему образования в 1918-1920 годах. Школу отделили от церкви, а церковь от государства. Преподавание любого вероучения было под запретом, мальчики и девочки теперь учились вместе, а за уроки теперь не нужно было ничего платить. В это же время начали создавать систему дошкольного воспитания, пересмотрели правила приема в высшие учебные заведения.
В 1927 году среднее время обучения для людей старше 9 лет составляло чуть более года, в 1977 году – почти 8 полных лет.
К 1930-м годам неграмотность как явление было побеждено. Система образования была организована следующим образом. Практически сразу после рождения ребенка его можно было отдать в ясли, затем в детский сад. Причем существовали как детские сады дневного пребывания, так и круглосуточные. После 4 лет обучения в начальных классах ребенок становился учеником средней школы. По ее окончании он мог получить профессию в училище или техникуме или же продолжить обучение в старших классах основной школы.
Стремление воспитать благонадежных членов советского общества и грамотных специалистов (особенно инженерно-технического профиля) сделало советскую систему образования лучшей в мире. Тотальному реформированию подверглась в ходе либеральных реформ в 1990-х годах.
Одним из самых значительных преимуществ советской системы школьного образования являлась его доступность. Это право было закреплено конституционно (статья 45 Конституции СССР 1977 года).
Главное отличие советской системы образования от американской или британской заключалось в единстве и согласованности всех звеньев образования. Четкая вертикальная ступень (начальная, средняя школа, вуз, докторантура) позволяла точно спланировать вектор своего обучения. Для каждой ступени были выработаны единые программы и требования. При переезде родителей или смены школы по каким-либо иным причинам не было необходимости заново изучать материал или пытаться вникнуть в систему, принятую в новом образовательном учреждении. Максимум неприятностей, который мог доставить переход в другую школу, - необходимость повторять или догонять 3-4 темы по каждой дисциплине. Учебники в школьной библиотеке выдавались и были доступны абсолютно всем.
Педагоги советской школы давали базовые знания по своим предметам. И их вполне хватало, чтобы выпускник школы самостоятельно (без репетиторов и взяток) поступил в высшее учебное заведение. Тем не менее советское образование считалось фундаментальным. Общеобразовательный уровень подразумевал широкий кругозор. В СССР не было ни одного , который бы не читал Пушкина или не знал, Васнецов.
Сейчас в российских школах экзамены могут быть обязательными для учеников даже (в зависимости от внутренней политики школы и решения педагогического совета). В советской школе дети сдавали итоговые выпускные экзамены после 8 и после . Ни о каких тестированиях речи не было. Метод контроля знаний как на уроках, так и во время экзаменов был понятным и прозрачным.
Каждый ученик, решивший продолжить обучение в вузе, по его окончании гарантированно получал работу. Во-первых, количество мест в университетах и институтах было ограничено социальным заказом, а во-вторых, после окончания обучения проводилось обязательное распределение. Нередко молодых специалистов отправляли на целину, на всесоюзные стройки. Однако отработать там нужно было всего несколько лет (так государство компенсировало затраты на обучение). Потом появлялась возможность вернуться в родной город или остаться там, куда попадали по распределению.
Ошибочно полагать, что в советской школе у всех учеников был одинаковый уровень знаний. Безусловно, общая программа должна быть усвоена всеми. Но если подросток интересуется каким-то отдельным предметом, то ему давались все возможности для его дополнительного изучения. При школах были математические кружки, кружки любителей словесности и так далее. Кроме того, существовали профильные классы и профильные школы, где дети получали возможность углубленно изучать те или иные предметы. Поводом особенной гордости родителей были дети, обучающиеся в математической школе или школе с языковым уклоном.
Школьные годы чудесные,
С дружбою, с книгою, с песнею,
Как они быстро летят!
Их не воротишь назад.
Разве они пролетят без следа?
Нет, не забудет никто никогда
Школьные годы.
Я неслучайно выбрала эпиграфом к этой статье слова из песни «Школьные годы», музыку к которой написал Д. Кабалевский на стихи Е. Долматовского. Она появилась впервые в эфире в 1953 году и сопровождала практически весь период моего обучения в школе. Именно в 1953 году я пошла первый раз в первый класс…
У меня с самого детства была очень близкая подружка Лариса. Мы жили в одном доме: она в коммунальной квартире на втором этаже, я на третьем. Наши мамы тоже дружили. В школу мы должны были идти вместе, но в разные классы. Меня записали в 1-г класс, а Ларису – в 1-в. Я по этому поводу была очень расстроена и даже немного поплакала. Мама отвлекла мое внимание тем, что надо начать готовиться к школе: купить новую форму, портфель, учебники, тетради, карандаши, ручки и еще массу нужных и интересных вещей. За лето мне предстояло отрастить волосы, чтобы пойти в школу с косичками. Короче говоря, предстояло очень интересное время, так что очень скоро я забыла про все свои обиды.
Ленинградская школа № 104
Первым делом мне была куплена форма: коричневое платье, черный и белый фартуки. Все покупалось на несколько размеров больше, « на вырост». Мама подкоротила форменное платье, на передниках сделала фигурные складочки. Форма сидела на мне как влитая. Платье были скромно украшено белым воротничком и манжетами. В те поры ношение воротника и манжетов было обязательным. В один из дней мы пошли в большой универмаг, где продавалось все необходимое для школьников. Мне купили большой коричневый портфель с несколькими отделениями, тетрадки в специальную линейку и клетку, простые и цветные карандаши, ручку, коробку с перьями, пенал, краски, альбом и еще много всяких мелочей. Все это богатство было помещено в портфель, и я с гордым видом вышагивала по улице, неся его своей руке. Мне казалось, что все прохожие на улице смотрят на меня с большим восхищением и одобрением. На самом деле, им, конечно, не было никакого дела до ребенка, тащившего тяжелый портфель.
Я - в первом классе с букварем
Мама сказала, что за учебниками мы должны идти в школьную библиотеку. Почему-то в то время учебники развозили по школам, где они выдавались ученикам соответствующих классов. Такой порядок распределения учебников оставался довольно долго. Незадолго перед началом учебного года мы Ларисой и наши мамы пошли наконец-то за первыми школьными книжками. В библиотеке толпился народ: старшие ребята пришли за учебниками сами, а малыши с родителями.
Школа мне показалась огромным дворцом: большая, светлая, просторная. Уже позже я узнала, что ленинградская школа номер 104 была построена в 1930-32 годах по проекту архитектора В. Мунца, автора проектов многих школ нашего города. В главном трехэтажном корпусе на втором и третьем этажах были расположены классные комнаты, а на первом - кабинеты труда, слесарная и столярная мастерские, различные служебные помещения. Короткой галереей на столбах главный корпус был связан с двухэтажным крылом, в котором находились библиотека, столовая, пионерская комната. Важным элементом здания школы был параболический выступ на стыке корпусов. В нем размещались вестибюль и актовый зал. Следует добавить, что в главном корпусе были большие коридоры и рекреации, где было удобно прогуливаться или побегать во время переменок.
Но вернемся в библиотеку. Вот уже подошла наша очередь, и учительница вручила мне стопку моих первых учебников: букварь, родную речь, прописи, арифметику. Больше всего мне понравился букварь. Он был зеленого цвета и по формату больше других книг. Когда я его открыла, то с первой страницы на меня по-отечески тепло смотрел Иосиф Виссарионович Сталин. (Я уже знала, что в марте 1953 вождь всех народов скончался). Как же я была счастлива: скоро начнется мой первый учебный год, а у меня уже все есть для школы. В ночь на первое сентября я практически не спала, боялась. Что я могу опоздать в школу…
В первый погожий сентябрьский денек
Робко входил я под светлые своды.
Первый учебник и первый урок -
Так начинаются школьные годы.
Наконец, наступило утро. На вешалке висела новенькая форма с белым фартуком, под столом – портфель, укомплектованный всем необходимым для школьных занятий. Я быстренько умылась и что-то проглотила на завтрак. Потом мама стала мне заплетать косы из очень коротких волос, они никак не хотели заплетаться, особенно с длинными белыми лентами. После многотрудных усилий на моей голове красовалось 2 огромных банта. Пора было двигаться. В одной руке я держала букет цветов, во второй огромный до полу портфель. Я наотрез отказалась отдать это сокровище маме, которая предложила мне поднести портфель. Ведь я уже настоящая школьница! Мы зашли за подружкой Ларисой, которую сопровождала ее мама, и двинулись к школе. Надо заметить, что когда я пошла в школу, то в стране еще было раздельное обучение. Наша школа была женской.
На школьном стадионе было много учеников и их родителей, кругом цветы. Все очень торжественно. Потом всем ученицам предложили построиться по классам. Мама нашла мой класс, я заняла место в первом ряду, чтобы получше все рассмотреть. Перед учениками выступила директор школы - Мария Федоровна Киршина. Она поздравила всех с началом учебного года, объяснила, что мы должны хорошо учиться, быть патриотами своей Родины, чтобы из нас выросли достойные продолжатели дела Ленина-Сталина, и еще что-то в этом духе. Потом выступал завуч, старшая пионервожатая и еще какие-то люди.
После торжественной линейки все построились парами, и пошли в свои классы. Мой класс находился на третьем этаже. Нас сопровождала молоденькая женщина, с очень серьезным выражением лица в строгом синем костюме. Оказалось, что эта наша учительница Екатерина Александровна, которая будет у нас вести все уроки.
Мне она очень понравилась. Когда все ученицы пришли в класс, то начался процесс рассаживания их по партам. Сами парты были черные и с откидывающимися крышками. Они были разного размера. Во время медосмотра доктор писал номер парты в карточке для каждого ученика. Впереди сидели самые мелкие девочки, а также те, у которых были проблемы со зрением. Мне досталось место на третьей парте в средней колонке. Моей соседкой была симпатичная темноволосая девочка с кудрявыми волосами и странной фамилией Бонч-Бруевич. Она проучилась с нами только один год, и родители перевели ее в другую школу. Ее отец был знаменитый физик, а дедушка – не менее знаменитый военачальник.
Первое сентября пролетело очень быстро, дальше начались трудовые учебные будни. Каждое утро начиналось одинаково: подъем, завтрак, дорога в школу. Школа находилась в 10 минутах ходьбы от дома, но нужно было переходить 2 больших проспекта с интенсивным движением, поэтому до третьего класса включительно нас с Ларисой по очереди водили в школу наши мамы. Каждое утро в 8.45 утра в школе было построение, легкая физическая разминка, потом все расходились по классам. Перед входом в класс стояли две «санитарки», которые проверяли, чистые ли у одноклассниц руки и уши…
Первые полгода мы учились читать, считать и писать, причем писали только карандашами. Я с нетерпением ждала того момента, когда же можно будет начать пользоваться перьевой ручкой. Учение продвигалось вполне успешно: букварь остался уже позади вместе с «мамой, моющей раму». Начались уроки чистописания чернилами. Вот тут-то и я намучилась вдосталь: постоянные кляксы, кривые, словно пьяные буквы. Писала я эти буквы по много раз и в школе, и дома, но результат был тот же самый. Да, и в дальнейшем мой почерк напоминал письмо, которое называют, «пишет, как курица лапой».
Наша учительница, Екатерина Александровна, вела у нас все уроки, за исключением физкультуры. В осенние и весенние месяцы, когда на улице было тепло, мы занимались на школьном стадионе. В холодное время года в спортивном зале. В школе имелись 2 просторных спортивных зала со множеством снарядов и шведской стенкой. Я любила уроки физкультуры, на которых можно было побегать, размяться и «выпустить пар».
В школе примерно раз в 2 месяца проводились родительские собрания, где Екатерина Александровна устраивала «разбор полетов» для каждого ученика. Моим родителям повезло, меня в основном хвалили за усердие. Несколько раз родителям вручали благодарности за мое примерное поведение и прилежание. Благодарность была напечатана на машинке на четвертушке листа формата А4 под копирку. Для фамилии было оставлено место, куда учительница от руки вписывала фамилию ученика. У меня в архиве сохранилось несколько таких пожелтевших от времени листочков.
Перед началом моего второго учебного года было принято решение о переводе всех школ на совместное обучение мальчиков и девочек. А это значило, что часть учениц должно покинуть нашу школу, а на их место придут новые ученики мужского пола. Мы все с нетерпением ожидали первого дня занятий. Надо сказать, что с приходом мальчиков спокойная размеренная школьная жизнь закончилась. Моим новым соседом по парте оказался Славик. Он был большим любителем повертеться на уроках, был ленив, невнимателен, все время пытался выжить меня с моей парты, таскал за подросшие за год косички. Я приходила домой в слезах, на следующее утро мама шла со мной в школу и имела очередной разговор с учительницей. Наконец, меня пересадили к девочке, все вернулась на круги своя…
Вот на груди алый галстук расцвел,
Юность бушует, как вешние воды.
Скоро мы будем вступать в комсомол -
Так продолжаются школьные годы.
В третьем классе подошло время, когда всех ребят обещали принять в пионеры, но не сразу, а в несколько заходов. Первыми такой чести удостоились отличники и хорошисты. Я была в их числе. Родители купили мне красный галстук. Это торжественное событие происходило в музее Революции. Нас построили всех в один ряд. Сначала перед нами выступила старшая пионервожатая, потом старенький революционер, потом мы произнесли клятву. Эту самую клятву следовало начать учить заранее, особенно внимательно повторяя ее в ночь перед знаменательным днем, дабы не забыть или перепутать слова перед «лицом своих товарищей». Звучала она примерно так: ««Я (имярек) вступая в ряды Всесоюзной Пионерской Организации имени Владимира Ильича Ленина, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю: горячо любить свою Родину. Жить, учиться и бороться, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия. Всегда выполнять Законы пионеров Советского Союза». После этого старшие ребята повязали нам красные галстуки. После этого самая активная отличница из нашего класса прочитала стихотворение:
«Как повяжешь галстук, береги его!
Он ведь с нашим знаменем цвета одного.
А под этим знаменем в бой идут бойцы,
За победу бьются братья и отцы.
Пионерский галстук, нет его родней,
Он, от юной крови, стал еще красней!»
Счастливые и довольные мы покидали музей Революции, переполненные своей значимостью, и принадлежностью к пионерской организации.
Наш класс поделили на три звена: каждая колонка парт – отдельное звено, выбрали председателя совета отряда и трех звеньевых. Мне очень хотелось занять какую-нибудь «руководящую должность», но, увы, мне не повезло…
В четвертом классе мы уже себя чувствовали опытными пионерами и старались принимать активное участие в жизни пионерской организации нашей школы. Помню, что мы должны были собирать макулатуру. За это самым активным участникам была обещана путевка в Артек… Мы с подружкой Ларисой обсудили эту новость и решили, что путевка должна быть нашей. Но где найти столько макулатуры? Газеты и старые журналы уже были снесены в школу, но их вес был ничтожно мал. Мы занялись поисками. Как-то гуляя в районе Выборгского райисполкома (почти рядом с нашим домом) мы обнаружили сарай, у которого была выбита доска на задней стенке. Сунув туда голову, мы обнаружили груды бумажных папок, сваленных в углу сарая. Вероятно, это был какой-то архив, который так небрежно хранился. Для нас это было ну просто сокровище. Дело происходило зимой, мы быстро сбегали за санками, нагрузили их по максимуму и отвезли домой, потом повторили эту операцию несколько раз. В результате дома у меня и Ларисы образовались залежи макулатуры, наши родители были недовольны, что мы тащим в дом всякий хлам. Но мы объяснили важность момента и были поняты. В последующие несколько недель мы каждый день тащили тяжелые тюки с бумагой в класс, взвешивали их и складывали в угол. Скоро вся бумага перекочевала в школу. Мы решили, что этого недостаточно, и навестили заветный сарай еще раз, но, увы, задняя стенка оказалась заколоченной, и Клондайк иссяк.
Конец этой истории был очень прозаический. Нашу бумагу сдали в общий котел за весь класс, все уже забыли про путевку в Артек. Вернее в Артек поехала дочка старшей медсестры школы, не собирая бумагу вовсе, а у нас осталась глубокая обида на несправедливость. Это поубавило мое дальнейшее рвение участвовать во всяких сомнительных проектах…
В пятом классе начался новый этап нашего обучения в школе. После начальной школы с одной учительницей мы стали изучать много новых предметов. Некоторые предметы такие, как физика, химия, биология изучались в специальных кабинетах с большим набором интересных приборов, химических ингредиентов и наглядных пособий. Я очень любила математику, физику, биологию, географию, и, конечно, немецкий язык. Про последний предмет будет особый разговор.
Первый урок немецкого языка начался необычно. Дверь в наш класс распахнулась и вошла очень странная женщина. На вид ей было за шестьдесят лет. Лицо напоминало печеное яблоко, все в разнообразных морщинах, единственное яркое пятно – это яркая помада на губах, всегда слегка размазанная вокруг рта. Волосы были уложены вокруг головы в виде валика, из которого всегда наполовину торчали шпильки. Чулки собрались гармошкой около коленок. Короче, первое впечатление было такое, что в класс вошла клоунесса. Да и имя у нее было какое-то странное – Генриетта Абрамовна! В классе раздался дружный гогот, но Генриетта Абрамовна не обратила на реакцию учеников никакого внимания. Ох, как же мы были неправы! Через два урока мы все поголовно были влюблены в нашу учительницу немецкого языка. Она была несколько странноватой, но глубоко любила свой предмет, и знала, как его преподать глупым школярам. Мы все увлеклись изучением иностранного языка, равнодушных не было. Уже в 6 классе мы могли общаться на первом уровне, в 7 классе мы все принимали участие в розыгрыше небольших сценок, как на уроках, так и в кружке немецкого языка. В выпускном восьмом практически весь класс сдал экзамен по немецкому на хорошо и отлично.
Как нас учили? Нам повезло, что мы учились еще в тех школах, которые сохраняли все качества прекрасного русского образования. А наши учителя были из того времени, когда слова «сеять разумное, доброе, вечное» было их основным жизненным принципом, который они впитали вместе с высоким понятием учитель. Неустанное служение наших учителей этому завету не могло не отзываться в нас, ведь оно проявлялось в каждом нюансе их общения с нами, на каждом уроке, в каждом слове, обращенном к нам. Это выражалось и в той серьезности их отношения к своему предмету, и иногда в некоторой ревности по отношению к другим дисциплинам, и в искреннем желании передать нам знания, научить нас, как это имело место в уроках Генриетты Абрамовны.
Вероятно, мое поколение было достаточно счастливое: что тогда еще не было влияния телевидения и тем более Интернета. Конечно, среди молодежи того времени были воры и хулиганы, были и ущербные люди, были и драки «двор-на-двор», «улица-на-улицу». Да, у нас не было свободы, да, мы были закрыты железным занавесом от всего мира и не могли общаться с иностранцами. Да, нам запрещали слушать джазовую музыку и танцевать буги-вуги или читать запрещенных цензурой писателей. Да, нам врали газеты про ужасы мира капитализма и про наше счастливое детство. И все же я хочу сказать, абсолютно не пытаясь рисовать розовыми красками наши школьные годы, что в наше время было намного меньше пошлости, и потребительского отношения к жизни.
Русский язык и литературу нам преподавала завуч школы Нина Алексеевна. Женщина -35-40 лет, великолепно сложенная, миниатюрная, всегда на высоких каблуках. Приветливая, уважительная к ученикам. Она на уроках русского языка нас учила не просто грамотности и избавлению от ошибок. Наряду с усвоением написания слов: «стеклянный, оловянный, деревянный» или «в течение, в заключение» и правил расстановки знаков препинания, она учила правильно и грамотно излагать свои мысли, пользоваться всеми возможностями языка, в котором, по известным словам Михайло Ломоносова: «сочетается великолепие испанского, живость французского, крепость немецкого, нежность италианского, сверх того, богатство и сильную в изображениях краткость греческого и латинского языков». Вдобавок мы знали, что наша учительница русского языка, сама прекрасно владевшая им, могла подтвердить эти слова Ломоносова своими знаниями, по меньшей мере, французского, немецкого языков и, возможно, латыни.
Уроки русского были неразрывно связаны с уроками литературы, начиная со «Слова о полку Игореве». Мы познавали не только старославянский язык (учили наизусть, соревновались, кто больше сможет заучить и кто лучше перескажет по-русски то, что выучил), нас воспитывали воспринимать и понимать красоту и силу слов, необычайную образность и в то же время искренность и безыскусность этого безыменного автора. Мы могли сравнивать подлинный текст с переводом на русский язык – мы учились русской литературе.
На такой фундаментальной основе шаг за шагом, постепенно, строилось изучение наших великих классиков – Жуковского, Грибоедова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Некрасова, Льва Толстого, Чехова, А. Н. Островского, М. Горького… Конечно, не обошлось и без Белинского, Чернышевского и иже с ними. Но, клянусь, я при всем желании не смогу сейчас вспомнить и даже представить, о чем были «сны Веры Павловны», а вот персонажи и герои наших классиков приходят ко мне на память как живые, давно знакомые и давно любимые друзья.
Заложенные в наши сердца и души произведения наших великих писателей выстроили в нашем сознании прочное представление о России, о русской душе и о русском характере. Все последующие прочитанные мной книги русских и советских писателей лишь дополняли деталями, давали новые знания, осовременивали мои представления, удовлетворяли мое любопытство. И величайшая благодарность нашим учителям, открывшим нам это богатство. Они нас приучили читать, вчитываться, ценить и любить чтение.
Так получилось, что про другие страны и народы мы могли тогда узнавать тоже только из литературы. Англию и англичан мы узнавали из романов Вальтера Скота, по драмам и сонетам Шекспира, Байрона, потом по Диккенсу, затем по Голсуорси, Б. Шоу и т. д. В равной степени Францию нам открывали Стендаль, Флобер, Дюма, Бальзак, Мопассан и другие. Знания об Америке были почерпнуты из книг Фенимора Купера и Майн Рида, Джека Лондона и О. Генри… Нам на лето выдавались списки книг, которые, по мнению наших учителей, могли быть интересны для прочтения во время летних каникул.
Не менее значительными были уроки по истории. Сначала по истории Древнего мира, потом по всемирной истории и по истории России. Возможно, по прошествии стольких лет после окончания школы мне это стало казаться, а, может, так было и на самом деле, но получалось так, что, когда по истории мы проходили Киевскую Русь, то по литературе мы учили Слово о полку Игореве, изучение смутного времени и самозванцев совпадало с чтением «Бориса Годунова», времен Петра Первого – с чтением «Полтавы» и «Медного всадника». Но, скорее всего, искренне уважаемый нами учитель истории просто рекомендовал нам читать или перечитывать произведения, соответствующие изучаемому времени. На его уроках больше всего мне нравилась эпоха античной Греции и Рима. Из холодных, покрытых сугробами снега улиц Ленинграда мы попадали в солнечные Афины или Спарту, следили за походами Александра Македонского, смотрели на рисунки и фотографии оставшихся храмов и руин. Не менее интересно мы изучали историю России, подвиги Александра Невского, Дмитрия Донского, войны Петра Первого, подвиги Суворова и Румянцева, войну 1812 года.
Но это совсем не значит, что другие предметы, как-то: математику, географию, естественные науки и даже рисование, или музыку нам преподавали менее интересно или менее эрудированно. Так, до сих пор логическая ясность и красота математических выражений и формул у меня сопряжена в памяти с низенькой и пухлой учительницей математики Брониславы Станиславовны, в ее строгом сером костюме. Она нас учила не столько тому, что дважды два - четыре, или логарифмическим таблицам Брадиса, сколько прививала в нас любовь к логике математики и учила получать радость при нахождении правильных решений. Она заставляла нас не бояться исходной сложности формул и уравнений, учила искать нужные пути и получать удовлетворение в победе, главным образом, в победе над собой, над неверием в свои силы. Это побуждало в нас дух соревнования и здорового соперничества – кто быстрее решит или кто найдет лучший путь решения предложенных ею задач.
Отдельная песня о трудовом воспитании. Начиная с 6-7 класса, мы должны были проходить трудовую практику в столярной и слесарной мастерских. В шестом классе – это была столярная мастерская. Практика была обязательной для девочек и мальчиков. Сначала в столярной мастерской мы должны были сделать табуретку. Я помню, что я очень старалась сделать эту проклятую табуретку, но получила за нее четверку. Честно говоря, она выглядела жутковато, даже с моей точки зрения. Во второй четверти мы работали в слесарной мастерской. Основная цель практики заключалась в том, чтобы научиться работать на токарном станке и сделать совок для мусора. Я начала свою практику с работы на токарном станке. После того, как я сломала резец, учитель с матюгами отослал меня делать совок для мусора. Эта была не простая задача. Нужно было на металлической заготовке сделать разметку, потом придать форму этому совку и закрепит заклепками ручку. В течение нескольких месяцев я делала эту жуткую работу. На выходе получилось что-то напоминающее совок, но с кривой ручкой. Я получила четверку за многотрудный проект. Когда я принесла домой это жуткое произведение, мои родители были счастливы и похвалили меня за мои труды. Кстати сказать, этот совок служил нам верой и правдой много лет…
Несколько слов о моей «карьере» в пионерской организации. Ни звеньевой, ни председателем совета отряда я не стала, но каким-то странным образом я попала в совет дружины. Я не помню, как это произошло, но точно помню, что я с большой гордостью носила две красных лычки на белом фоне на левой руке в течение двух лет. Эта должность была выше, чем председатель совета отряда. Что входило в мои обязанности? Пару раз в месяц присутствовать на заседании совета дружины. Никакой ответственности, никаких действий! Мне это очень нравилось. Однако к восьмому классу моя пионерская карьера закончилась. Приоритеты поменялись, все стало неинтересным.
В в 1960г. «существенным моментом в развитии школы» стала ее политехнизация. Десятилетние школы реорганизовывались в одиннадцатилетние школы, средние, политехнические с производственным обучением - так решалась задача укрепления связи школы с жизнью. Выпускники школы должны были быть готовы со школьной скамьи прийти на производство. К сожалению, наша любимая школа номер 104 должна была стать восьмилеткой, а всем ученикам после 8 класса надлежало сделать выбор: продолжить образование в школе с одиннадцатилетним образованием, поступить в техникум, или пойти в ремесленное училище и приобрести какую-нибудь рабочую профессию. Весной нас ждали выпускные экзамены, а после этого расставание с любимой школой.
Жизнь - это самый серьезный предмет.
Радость найдем, одолеем невзгоды,
Белые ночи, весенний рассвет -
Вот и кончаются школьные годы.
Я решила продолжить учебу в школе номер 118. До нее от моего дома нужно было ехать на трамвае, но ближе ничего не нашлось. Это была политехническая школа с производственным обучением. Из моей прежней школы сюда перешли несколько моих бывших одноклассников. Я оказалась в 9-9 классе, а всего девятых классов было 12! Учебный и производственный процесс в этой школе выглядел следующим образом. 4 дня в неделю мы должны были учиться. В каждый из этих дней было 3-4 сдвоенных урока. Два дня в неделю отводилось производственной практике, которая будет проводиться на базе завода «Светлана». Я себе плохо представляла, как это будет выглядеть на практике.
Практика превзошла самые худшие ожидания. Однако, все по порядку. Первого сентября мы пришли в школу. Она была четырехэтажной. После нашей роскошной 104 школы, все пространство внутри казалось тесным, переполненным народом. На каждом этаже располагались классы, выходившие своими дверями в общий холл, где в перерывах между занятиями яблоку было негде упасть от снующих туда-сюда учеников. Кто был автором этого «душегубного проекта» история умалчивает. В нашем классе было ровно 30 человек: 20 девочек и 10 мальчиков. Классным руководителем был математик Иосиф Борисович Лифшиц. Его вступительная поздравительная речь была очень своеобразной « Ну, что, бездельники, вы думаете, что на курорт попали? Если так, то вы ошибаетесь, я вам покажу, что здесь работать надо. Я из вас, лоботрясов, людей сделаю…" Дальше в таком же ключе он поздравил нас с началом нового учебного года. Я поняла, что скучать и расслабляться здесь мне не придется.
Нам пришлось забыть о привычных четвертях, поскольку итоговые отметки будут выставляться раз в полгода. Предметы были все знакомые, но учителя другие, другой класс, другая атмосфера, иные порядки и стиль общения. Директором школы в ту пору была Елена Ивановна, заслуженный педагог, очень красивая женщина. Она преподавала у нас историю. Она как-то сразу выделила наш класс из 12 других. Елена Ивановна была вся насквозь пропитана коммунистическими сталинскими идеалами, которые были руководством ко всем ее действиям. В нашем классе она выбрала наиболее активных ребят, которые успешно продвигались в своей карьере по комсомольской линии. Они были проводниками всех ее идей, они же способствовали тому, что класс был поделен на две неравные части: ученики, приближенные к ней, и прочую «черную кость». Поначалу для меня это выглядело как-то очень странно: почему одним – зеленый свет, а других и за людей не считают. Никто не обсуждал друг с другом эту странную ситуацию, поскольку было чревато, но, как оказалось, « изгои» чувствовали свою никчемность…
На первом уроке математики Иосиф Борисович еще больше застращал нас, сказав, что если при ответе у доски ученик получит двойку, то до конца полугодия он не намерен его больше спрашивать, пока тот ему не сдаст весь предыдущий материал. Так все и было. Один раз я оказалась в этом качестве: два месяца мне пришлось сдавать пройденные темы Швейку (подпольная кличка Иосифа Борисовича), и только после этого он начал меня вызывать к доске. Несмотря на специфический стиль общения, мы очень полюбили Швейка и его уроки математики. Он заложил и вбил в нас математику так, что разбуди ночью, ответим на любой вопрос без запинки. Великий был педагог!
В первом полугодии Елена Ивановна объявила, что самые достойные будут приняты в члены ВЛКСМ. Конечно, первыми ласточками были ее любимцы. Из них же был сформирован комсомольский актив класса и школы. Уже тогда, в 15 лет я для себя решила, что никогда, ни при каких обстоятельствах я не буду членом этой организации. Когда, несколько месяцев спустя, были открыты двери для приема в комсомол, я постаралась избежать этой чести. На классном комсомольском собрании меня несколько раз «вызывали на ковер» и спрашивали, почему я так упорно не хочу быть членом ВЛКСМ. Я отвечала, что я не считаю себя готовой к такому ответственному шагу. Слава Богу, потом меня оставили в покое.
Как я уже упоминала, наш класс отличался суперактивностью в общественной работе под чутким руководством Елены Ивановны. Например, мы всем классом взяли шефство над пятиклассниками из интерната для детей-олигофренов. Интернат находился по соседству, и мы туда часто наведывались и помогали «детишкам» делать уроки. В пятом классе интерната учились мальчики на 1-2 года старше нас. Это шефство продолжалось до тех пор, пока один из наших подшефных не изнасиловал девочку из нашего класса. Естественно, разгорелся большой скандал. Девочке пришлось покинуть нашу школу.
Еще один пример внеклассной работы, которая ускользнула из-под ока Елены Ивановны. У одной одноклассницы мама работала в музее религии и атеизма. Мы ее попросили пригласить маму, чтобы она прочитала нам несколько лекций по истории разных религий. Дело хорошее и нужное. То, что она нам рассказала про религии мира, было так интересно и захватывающе, что в головах слушателей созрела идея пообщаться с реальными верующими людьми. Дама-лектор сказала, что по соседству со школой находится церковь баптистов. Можно посетить собрания верующих и затем пообщаться со служителями церкви. Сказано – сделано. Мы всем классом пришли на такое собрание, потом остались подискутировать со служителями культа. Они оказались очень знающими людьми, и общение к обоюдному удовлетворению сторон получилось очень интересным. Потом мы наведывались в эту обитель довольно часто, иногда коллективно «мотали» уроки физкультуры и проводили время в беседах с интересными людьми… Но, это вскоре закончилось, когда Елена Ивановна узнала о нашей затее. Это было несовместимо с ее коммунистической идеологией и принципами. Все получили по заслугам.
Теперь я хочу рассказать о так называемом производственном обучении. Наш класс был поделен на две части. Поскольку будущая работа должна происходить в 2 смены, то одну неделю мы должны работать в утреннюю смену, вторую - в вечернюю. Перед работой был небольшой ликбез, где нам рассказали о заводе «Светлана», ознакомили с правилами техники безопасности и распределили по цехам. Я попала в цех номер 9, где меня посадили собирать высокочастотные пентоды с короткой характеристикой анода, а проще говоря, маленькие радиолампы. У каждой работницы свой столик с электросварочным станком. Работа заключалась в том, что надо было приварить к основанию несколько малюсеньких проводочков, не повредив экранные сетки лампы. Невооруженным глазом все это не разглядеть, поэтому каждый пользуется лупой с большим увеличением. Когда мне все показали и объяснили, то через полчаса у меня начали болеть глаза, а к концу моей 4-х часовой смены все было в тумане. Утренняя смена начиналась в 6.30 утра. Вставать надо было в 5 часов, поскольку надо до рабьего места добираться на транспорте. В вечернюю смену было легче, она начиналась в 15.00. За выполненную работу нам полагалась зарплата. Моя первая зарплата составила 2 рубля и 50 копеек, и я с гордостью отдала деньги маме. Сходив 2 раза в утреннюю смену, я поняла, что работа на заводе не для меня. Поскольку никакого учета посещения завода школьниками не существовало, то я быстро «перешла на свой рабочий график»: посещала завод только, когда работала в вечернюю смену. За три года никто никогда меня не спросил об этом самоуправстве.
За три года обучения в этой школе я получила хорошее среднее образование, но было жаль года, потерянного на постылом заводе. После окончания школы все учащиеся нашего класса поступили в ВУЗы с первой попытки. 15 человек из 30 пошли учиться в Политехнический институт. Подготовка по математике, физике, химии была у всех на высоте. Когда передо мной встал выбор, куда же направить мне свои стопы для получения высшего образования, то я колебалась между историческим, юридическим и физико-математическим факультетами ЛГУ, а поступила на биофак, где нашла применение всем полученным в школе знаниям, особенно математики…
Давно, друзья веселые,
Простились мы со школою…
Прошли годы, десятилетия, и вот однажды вечером в моей квартире раздался звонок. Звонила одноклассница Надя, она сказала, что в этом, 2004 году, исполняется 40 лет, как мы окончили школу. Инициативный комитет во главе с Еленой Ивановной (!) хочет пригласить меня на встречу с одноклассниками. Я даже поначалу потеряла дар речи, но потом быстро пришла в себя и стала уточнять детали, где, когда, во сколько, что принести с собой. Встреча была назначена на 9 февраля, будет проходить на улице Чайковского, в доме, где располагается редакция коммунистической газеты. Зять Елены Ивановны – главный редактор этого печатного органа! Надя сообщила, что на встречу обещал придти наш любимый физик Виктор Абрамович и учительница литературы Дина Давыдовна. Конечно, я сразу согласилась, поскольку было интересно повидаться с людьми, которых не видела 40 лет.
Настало 9 февраля, и я уже подходила к дому, где будет происходить встреча моих одноклассников. Я открыла дверь в парадную, и тут же столкнулась с охранником. Я ему все объяснила, он сказал, что надо на лифте подняться на 3 этаж. Там я легко нашла требуемое помещение. Это оказался очень просторный офис, все стены которого были обшиты темными дубовыми панелями, дорогая мебель, множество больших и малых кабинетов. В самом большом помещении накрывали огромный стол. Всем руководила Елена Ивановна. В свои 75+ лет она выглядела просто красавицей: такая же прямая, с точеным лицом, элегантная… Казалось, что время над ней не властно. Наших учителей уже привезли, они выглядели молодцевато, но им было далеко до Елены Ивановны. Потихонечку народ подтягивался, то тут, то там слышались возгласы удивления, радости. Практически всех можно было узнать. Наши мальчики немного погрузнели и полысели, но девочки до сих пор были привлекательны.
Елена Ивановна всех пригласила к столу. Что интересно, что бывший комсомольский актив занял места около нее, тогда, как «прочая шушера» сконцентрировалась на другом конце стола. Ничего не изменилось за 40 лет. Во время вечера я общались с моими соседками, и они в один голос стали вспоминать о расслоении класса на две неравные части. Теперь мы по полной программе совершенно свободно могли это обсуждать. На встречу одноклассников пришло больше 20 человек. Я не знаю, как удалось найти такое количество людей спустя столько лет. По замыслу Елены Ивановны в ходе вечера все присутствующие должны были представиться и коротенько рассказать о себе. Процедура несколько затянулась, многие хотели в перерывах пообщаться, восстановить утерянный контакт и т.д. Не буду долго утомлять вас всеми подробностями этой встречи.
Однако, в течение всего вечера меня преследовала одна назойливая мысль. Ячейка советского общества – семья - в течение долгих лет смогла сохранить дух коммунистической идеологии. Вероятно, Елена Ивановна долго выбирала мужа для своей дочери, чтобы он по духу и коммунистическому воспитанию мог вписаться в уже существующие семейные порядки. Уже рухнул Советский Союз, прошла перестройка с гласностью, мы давно живем в другом государстве… а тут такой коммунистический оазис в центре Санкт-Петербурга! Я думаю, что и внуки и правнуки Елены Ивановны будут продолжать «правое дело» своих предков. Их семейный вагон намертво пристегнут к тому паровозу, который летит вперед и остановится только в Коммуне. Почему-то у меня было очень гадкое чувство, что меня опять окунули с головой с ту бочку дегтя, из которой я так долго выбиралась…
А давайте-ка вспомним, чему и как учили в советской школе. Да не просто так поностальгируем, а со значеньицем. Сразу оговорюсь: вспоминать буду из личной дырявой уже памяти, специально не лезу во всякие справочники и педивикии, потому если где накосячу или что важное забуду - будьте добры, поправьте. Ну, поехали!
О вообще
В школу молодой советский человек шёл, когда ему исполнялось 7 лет. Некоторые родители старались запихнуть своё чадо в учение в 6 лет, но педагоги относились к этому с прохладцей, потому как в 6 ребёнок ещё не готов к систематической учёбе не только морально-психологически, но и чисто биологически.
Школьная неделя продолжалась с понедельника по субботу включительно, выходной был только один - воскресенье.
Учебный год начинался строго 1 сентября, единственное исключение - если 1 сентября выпадало на воскресенье (со мной такое случилось в 1974, когда я пошёл во 2 класс), тогда занятия начинались со 2 сентября. Собственно 1 сентября занятий как таковых почти не было, особенно в младших классах, хотя расписание все узнавали заранее и в школу шли уже с необходимым комплектом учебников.
Весь школьный курс был разделён на три этапа:
Начальная школа, 1 - 3 классы
Средняя школа, 4 - 8 классы
Старшие классы, с 8 по 10.
Отдельно выделим такой предмет как "Труд" - трудовое обучение. В начальных классах сводилось к клейке всяких поделок из бумаги и мастерению и разного рода конструкторов, в средней - мальчики осваивали в школьной мастерской молотки и рубанки, а девочки - домоводство.
1 - 3 классы
Классы 1 по 3 относились к начальной школе. В этот период детей (НАС!) учили элементарной грамотности и давали первичные представления об окружающем мире.
Изначально в 1 классе было 3 (прописью - три) основных предмета: письмо, чтение и математика, к ним в довесок шли рисование, музыка, физкультура и природоведение, раз в неделю обязательно был классный час, где обсуждали всякие и всяческие внутриклассные дела (ругали двоечников, хвалили отличников, назначали дежурных итд итп).
Где-то через месяц - другой после начала учёбы предмет "письмо" заменяли на "русский язык", а "чтение" на "литературу".
Все занятия проходили в одном классе, единственное исключение - физкультура. Пока ещё (и когда уже) было тепло, физкультурой занимались на улице, в холодное время - в зале. В конкретно моей школе - в актовом:-)
Состав уроков начальной школы не менялся все три года, разве что только во 2 классе добавляли иностранный язык. Самым массовым был английский, однако в школах изучали и другие языки, включая самую разную экзотику. Полный комплект европейских я не говорю, а за суахили не ручаюсь, но мне известны люди, изучавшие в школьные годы (не факультативно, а в рамках общей программы) китайский, турецкий и фарси.
Все основные уроки вёл один единственный учитель - классный руководитель, отдельные учителя были для музыки, рисования (и то не всегда) и для иностранного языка.
В первом классе нас принимали в октябрята. В чём был глубокий эссенциальный смысл этой "организации" по прошествии стольких лет я уже сказать не могу, но мы носили октябрятский значок и считалось что весь класс составляет один октябрятский отряд. Ну а в третьем классе, по достижении 9 лет, нас принимали в пионеры. Это уже был гораздо более осмысленный шаг, там требовалось хотя бы заучить правила пионеров Советского Союза. Формально можно было и не вступать и, по рассказам учителей и знакомых, такие случаи бывали. Как правило по причине тяжёлой формы христоза головного мозга у родителей.
В пионеры принимали по разному. Самый ходовой вариант - в родной школе, самых выдающихся - на Красной площади, перед Мавзолеем Ленина. На это мероприятие самых выдающихся вступающих свозили со всей страны. Я же удостоился промежуточного варианта - в Мемориальном зале музея Ленина. Получилось пафосно, до сих пор помню.
4 - 8 классы
С 4 класса жизнь школьника резко менялась. Прежде всего, менялся классный руководитель. Во вторых, теперь уроки шли в предметных классах и школьники переходили из класса в класс. Ну и естественно, каждому предмету полагался свой учитель.
Менялся и состав предметов, прежде всего, добавлялись новые, а кое-что пропадало.
Что там было в нормальных условиях в 4 классе сказать точно не могу, потому как школа в которой я учился была экспериментальной и по причине экпериментальности, многое там делалось через зад. И вот пик этого "через зад" пришёлся именно на мой 4-й класс. Дальше, то-ли нужные люди получили свои диссертации, то-ли самым рьяным вставили через тот же зад по самые гланды, но с пятого класса у нас всё более-менее пришло в норму.
В 4 классе, ЕМНИП, появились география и история. История в виде то-ли истории СССР, то-ли "Родная история" - краткий и очень наивный курс истории России - СССР, начиная от первых славян до последнего съезда КПСС. По сути - набор рассказов и анекдотов на тему. Ну, по уровню и возрасту учеников. Ещё я помню учебник Природоведения для 4 класса, но самого предмета у нас не было.
В 5 классе уже была полноценная физическая география и начиналась полноценная история. Также начиналась и биология: 5 - 6 классы (до середины 6-го класса) - ботаника, 6 - 7 - зоология.
Историю преподавали в соответствии с периодизацией смены общественно-экономических формаций (по Марксу с Энгельсом): древний мир - первобытно-общинный строй и рабовладельческие государства, средние века - феодализм, новое время - господство капитализма, новейшее время - с Октябрьской революции, развитие и утверждение социалистического строя. Упор делали на анализ классовой структуры общества, классовую борьбу и социальные революции.
С 6 класса начиналась физика, с 7 класса - химия, а в восьмом изучали анатомию и физиологию человека.
В некоторых школах с 8 класса происходила специализация: биологический класс, математический класс итп.
Также где-то с 6 или 7 класса, точно уже не помню, летние каникулы урезали на один месяц: на июнь полагалась производственная практика. Конкретная реализация этой практики сильно зависела от конкретной школы, её связей с научными и производственными организациями, ВУЗами и тп. Частенько вся "практика" сводилась к тому, что детей сгоняли в школу, давали задание убираться и оставляли балдеть.
В 8 классе мы переступали 14-летний рубеж, покидали по возрасту пионерскую организацию и многие (но далеко не все) вступали в Комсомол. Вот комсомол это уже было вполне осознанное деяние. Там всё уже было по взрослому и индивидуально: заявление, рекомендации 2 членов ВЛКСМ или одного от КПСС, членский билет и членские взносы (для школьников = 2 коп/мес. Для сравнения = 2 коробка спичек или два стакана газировки без сиропа в уличном автомате, или один разговор по телефону в уличном автомате). Процедура вступления в комсомол была довольно длительной, комсомольские билеты вручали в райкоме.
Ходовое мнение было, что членство в ВЛКСМ упрощает поступление в ВУЗ и вообще карьерный рост. На деле многие мои одноклассники поступили в ВУЗ и без этого. С другой стороны, для некоторых ВУЗов членство в Комсомоле было обязательным (Высшая школа КГБ, например).
8 класс был очень важным рубежом: по его окончании проходили экзамены и ученики получали аттестат. А по результатам аттестата происходило разделение: кто-то продолжал учиться в школе с прицелом на ВУЗ, а кто-то отправлялся осваивать рабочие специальности в ПТУ.
9 и 10 классы
В старшей школе происходили свои изменения. Там уже не было русского языка, ЕМНИП, заканчивалась и химия. А вот физику и биологию изучали на более высоком уровне. Биология шла "Общая биология", с элементами генетики, экологии и эволюционного учения. Что там в физике было я не очень помню, но вот точно появлялось обществоведение - основы советского законодательства, по факту.
Продолжалась история, подробно изучали историю СССР.
В 10 классе проходили астрономию, но большей частью уже проходили мимо.
Но главное что происходило в 9 - 10 классах - подготовка к поступлению в ВУЗ. Репетиторы, дополнительные занятия, подготовительные курсы... Ну и ещё такой фактор как возраст и гормоны. Мальчики и девочки уже активно интересовались друг другом. Потому и времени на школу уже практически не оставалось:-)
Ну а завершалось всё Последним звонком (25 мая), выпускные экзамены (очень серьёзно! С плохим аттестатом про ВУЗ можно было сразу забыть!) и 25 июня проходили выпускные балы.
Выпускной бал проходил обычно в школе (что, IMHO, эссенциально правильно, ибо это не просто молодёжная пьянка, а прощание со школой). Начиналось всё с торжественного вручения аттестатов, потом пир. Пир этот предполагался безалкогольным и учителя с родителями следили, чтобы так и было. Но, естественно, уследить за всем не получалось, потому некоторые, особо выдающиеся личности надирались. Но это не было массовым явлением. Классы, кстати, оставались открытыми (кроме особо ценных и опасных помещений, типа библиотеки и каптёрки с реактивами в кабинете химии), так что бывшие уже школьники могли лишний раз поностальгировать в любимых классах.
Начинался бал вечером и завершался с рассветом. И мы, в последний раз, выходили из столь родных школьных дверей. В совершенно новую, уже взрослую, жизнь...
Метки:Трудовое воспитание да, в разных классах было по разному. И в разных школах тоже. У меня в школе в общем-то была сплошная профанация, а друган учился вождению и после школы автоматом получил права.
Ответить С цитатой В цитатник
А разве у вас в 9-10 классах не было профессионального обучения рабочим специальностям в специальном комбинате - один раз в неделю?
Ответить С цитатой В цитатник
В моей экспериментальной школе этого не было. Возможно, в силу преобладания среди учеников и учителей совершенно конкретного этнического компонента. Поэтому я и забыл об этом написать. В других да, было. Но не только на комбинатах и не только рабочих. У жены, например, в школе проходили практику младшим медперсоналом в одной из больниц. Даже получали диплом медсестры вместе с аттестатом.
Ответить С цитатой В цитатник
Хорошее было время. А у нас можно было выучиться печатать на машинке. Я очень хотела, но подруга отговорила. ВСЮ жизнь жалею, потому что именно этого навыка мне не хватает. А мы с ней пошли на радиозавод закручивать розетки. (((
Исходное сообщение WoleDeMortА давайте-ка вспомним, чему и как учили в советской школе. Да не просто так поностальгируем, а со значеньицем. Сразу оговорюсь: вспоминать буду из личной дырявой уже памяти, специально не лезу во всякие справочники и педивикии, потому если где накосячу или что важное забуду - будьте добры, поправьте. Ну, поехали!
О вообще
В школу молодой советский человек шёл, когда ему исполнялось 7 лет. Некоторые родители старались запихнуть своё чадо в учение в 6 лет, но педагоги относились к этому с прохладцей, потому как в 6 ребёнок ещё не готов к систематической учёбе не только морально-психологически, но и чисто биологически.
Школьная неделя продолжалась с понедельника по субботу включительно, выходной был только один - воскресенье.
Учебный год начинался строго 1 сентября, единственное исключение - если 1 сентября выпадало на воскресенье (со мной такое случилось в 1974, когда я пошёл во 2 класс), тогда занятия начинались со 2 сентября. Собственно 1 сентября занятий как таковых почти не было, особенно в младших классах, хотя расписание все узнавали заранее и в школу шли уже с необходимым комплектом учебников.
Весь школьный курс был разделён на три этапа:
Начальная школа, 1 - 3 классы
Средняя школа, 4 - 8 классы
Старшие классы, с 8 по 10.
Отдельно выделим такой предмет как "Труд" - трудовое обучение. В начальных классах сводилось к клейке всяких поделок из бумаги и мастерению и разного рода конструкторов, в средней - мальчики осваивали в школьной мастерской молотки и рубанки, а девочки - домоводство.
1 - 3 классы
Классы 1 по 3 относились к начальной школе. В этот период детей (НАС!) учили элементарной грамотности и давали первичные представления об окружающем мире.
Изначально в 1 классе было 3 (прописью - три) основных предмета: письмо, чтение и математика, к ним в довесок шли рисование, музыка, физкультура и природоведение, раз в неделю обязательно был классный час, где обсуждали всякие и всяческие внутриклассные дела (ругали двоечников, хвалили отличников, назначали дежурных итд итп).
Где-то через месяц - другой после начала учёбы предмет "письмо" заменяли на "русский язык", а "чтение" на "литературу".
Все занятия проходили в одном классе, единственное исключение - физкультура. Пока ещё (и когда уже) было тепло, физкультурой занимались на улице, в холодное время - в зале. В конкретно моей школе - в актовом:-)
Состав уроков начальной школы не менялся все три года, разве что только во 2 классе добавляли иностранный язык. Самым массовым был английский, однако в школах изучали и другие языки, включая самую разную экзотику. Полный комплект европейских я не говорю, а за суахили не ручаюсь, но мне известны люди, изучавшие в школьные годы (не факультативно, а в рамках общей программы) китайский, турецкий и фарси.
Все основные уроки вёл один единственный учитель - классный руководитель, отдельные учителя были для музыки, рисования (и то не всегда) и для иностранного языка.
В первом классе нас принимали в октябрята. В чём был глубокий эссенциальный смысл этой "организации" по прошествии стольких лет я уже сказать не могу, но мы носили октябрятский значок и считалось что весь класс составляет один октябрятский отряд. Ну а в третьем классе, по достижении 9 лет, нас принимали в пионеры. Это уже был гораздо более осмысленный шаг, там требовалось хотя бы заучить правила пионеров Советского Союза. Формально можно было и не вступать и, по рассказам учителей и знакомых, такие случаи бывали. Как правило по причине тяжёлой формы христоза головного мозга у родителей.
В пионеры принимали по разному. Самый ходовой вариант - в родной школе, самых выдающихся - на Красной площади, перед Мавзолеем Ленина. На это мероприятие самых выдающихся вступающих свозили со всей страны. Я же удостоился промежуточного варианта - в Мемориальном зале музея Ленина. Получилось пафосно, до сих пор помню.
4 - 8 классы
С 4 класса жизнь школьника резко менялась. Прежде всего, менялся классный руководитель. Во вторых, теперь уроки шли в предметных классах и школьники переходили из класса в класс. Ну и естественно, каждому предмету полагался свой учитель.
Менялся и состав предметов, прежде всего, добавлялись новые, а кое-что пропадало.
Что там было в нормальных условиях в 4 классе сказать точно не могу, потому как школа в которой я учился была экспериментальной и по причине экпериментальности, многое там делалось через зад. И вот пик этого "через зад" пришёлся именно на мой 4-й класс. Дальше, то-ли нужные люди получили свои диссертации, то-ли самым рьяным вставили через тот же зад по самые гланды, но с пятого класса у нас всё более-менее пришло в норму.
В 4 классе, ЕМНИП, появились география и история. История в виде то-ли истории СССР, то-ли "Родная история" - краткий и очень наивный курс истории России - СССР, начиная от первых славян до последнего съезда КПСС. По сути - набор рассказов и анекдотов на тему. Ну, по уровню и возрасту учеников. Ещё я помню учебник Природоведения для 4 класса, но самого предмета у нас не было.
В 5 классе уже была полноценная физическая география и начиналась полноценная история. Также начиналась и биология: 5 - 6 классы (до середины 6-го класса) - ботаника, 6 - 7 - зоология.
Историю преподавали в соответствии с периодизацией смены общественно-экономических формаций (по Марксу с Энгельсом): древний мир - первобытно-общинный строй и рабовладельческие государства, средние века - феодализм, новое время - господство капитализма, новейшее время - с Октябрьской революции, развитие и утверждение социалистического строя. Упор делали на анализ классовой структуры общества, классовую борьбу и социальные революции.
С 6 класса начиналась физика, с 7 класса - химия, а в восьмом изучали анатомию и физиологию человека.
В некоторых школах с 8 класса происходила специализация: биологический класс, математический класс итп.
Также где-то с 6 или 7 класса, точно уже не помню, летние каникулы урезали на один месяц: на июнь полагалась производственная практика. Конкретная реализация этой практики сильно зависела от конкретной школы, её связей с научными и производственными организациями, ВУЗами и тп. Частенько вся "практика" сводилась к тому, что детей сгоняли в школу, давали задание убираться и оставляли балдеть.
В 8 классе мы переступали 14-летний рубеж, покидали по возрасту пионерскую организацию и многие (но далеко не все) вступали в Комсомол. Вот комсомол это уже было вполне осознанное деяние. Там всё уже было по взрослому и индивидуально: заявление, рекомендации 2 членов ВЛКСМ или одного от КПСС, членский билет и членские взносы (для школьников = 2 коп/мес. Для сравнения = 2 коробка спичек или два стакана газировки без сиропа в уличном автомате, или один разговор по телефону в уличном автомате). Процедура вступления в комсомол была довольно длительной, комсомольские билеты вручали в райкоме.
Ходовое мнение было, что членство в ВЛКСМ упрощает поступление в ВУЗ и вообще карьерный рост. На деле многие мои одноклассники поступили в ВУЗ и без этого. С другой стороны, для некоторых ВУЗов членство в Комсомоле было обязательным (Высшая школа КГБ, например).
8 класс был очень важным рубежом: по его окончании проходили экзамены и ученики получали аттестат. А по результатам аттестата происходило разделение: кто-то продолжал учиться в школе с прицелом на ВУЗ, а кто-то отправлялся осваивать рабочие специальности в ПТУ.
9 и 10 классы
В старшей школе происходили свои изменения. Там уже не было русского языка, ЕМНИП, заканчивалась и химия. А вот физику и биологию изучали на более высоком уровне. Биология шла "Общая биология", с элементами генетики, экологии и эволюционного учения. Что там в физике было я не очень помню, но вот точно появлялось обществоведение - основы советского законодательства, по факту.
Продолжалась история, подробно изучали историю СССР.
В 10 классе проходили астрономию, но большей частью уже проходили мимо.
Но главное что происходило в 9 - 10 классах - подготовка к поступлению в ВУЗ. Репетиторы, дополнительные занятия, подготовительные курсы... Ну и ещё такой фактор как возраст и гормоны. Мальчики и девочки уже активно интересовались друг другом. Потому и времени на школу уже практически не оставалось:-)
Ну а завершалось всё Последним звонком (25 мая), выпускные экзамены (очень серьёзно! С плохим аттестатом про ВУЗ можно было сразу забыть!) и 25 июня проходили выпускные балы.
Выпускной бал проходил обычно в школе (что, IMHO, эссенциально правильно, ибо это не просто молодёжная пьянка, а прощание со школой). Начиналось всё с торжественного вручения аттестатов, потом пир. Пир этот предполагался безалкогольным и учителя с родителями следили, чтобы так и было. Но, естественно, уследить за всем не получалось, потому некоторые, особо выдающиеся личности надирались. Но это не было массовым явлением. Классы, кстати, оставались открытыми (кроме особо ценных и опасных помещений, типа библиотеки и каптёрки с реактивами в кабинете химии), так что бывшие уже школьники могли лишний раз поностальгировать в любимых классах.
Начинался бал вечером и завершался с рассветом. И мы, в последний раз, выходили из столь родных школьных дверей. В совершенно новую, уже взрослую, жизнь...
Традиционно главным результатом изучения литературы в школе считается освоение книг, входящих в так называемый национальный литературный канон. Чьи имена и произведения должны там быть? У каждого писателя есть свое лобби в академических и педагогических кругах; те же авторы, что при жизни претендуют на статус классиков, могут лично принять участие в борь-бе за право оказаться в учебнике. Возникло даже понятие «школьный канон» — это тоже список, иерархически организованный и производный от националь-ного литературного канона. Но если большой национальный канон формиру-ется самими механизмами культуры, то список обязательного чтения для школь-ников составляется иначе. Так, на отбор конкретного произ-ведения для школь-ного канона, помимо общепризнанной художественной и культурно-историче-ской ценности, влияет:
- возраст читателя, то есть то, кому оно адресовано (школьный канон делится по читательским группам — учебным классам);
- наглядность воплощения в нем литературных или общественных явлений, которые изучают в школе (при этом средние прямолинейные произведения могут быть куда удобнее шедевров);
- воспитательный потенциал (каким образом заложенные в тексте ценности, идеи, даже его художественные особенности могут благотворно повлиять на сознание школьника).
В СССР школьный канон стремился к неизменности и при этом постоянно менялся. Программы по литературе разных лет — 1921, 1938, 1960 и 1984 го-дов — отражали все происходившие в стране изменения, а также процессы в самой литературе и системе образования.
Внимание к ученику и отсутствие жесткого регламента
Военный коммунизм постепенно закончился, и началась эпоха нэпа. Новое правительство считало образование одним из прио-ритетных направлений своей деятельности, но кардинально перестроить дореволюционную систему обучения не позволял начавшийся после револю-ции кризис. Положение «О единой трудовой школе РСФСР», которое гаран-тировало всем право на бесплатное, совместное, внесословное и светское образование, вышло еще в октябре 1918 года, и только в 1921 году появилась первая стабилизирован-ная программа. Она делалась для школы-девятилетки, но из-за отсутствия в стране денег на образование и общей разрухи обучение пришлось сократить до семи лет и поделить его на две ступени: третий и четвертый годы второй ступени соответствуют последним двум выпускным классам школы.
Состав программы
Список книг в основном повторяет дореволюционные гимназические программы
Количество часов
Не регламентируется
III год второй ступени 3-й год 2-й ступени
- Устное поэтическое творчество: лирика, старины, сказки, духовные стихи
- Старинная русская письменность: «Слово о полку Игореве», «Повесть о Юлиании Лазаревской»; повести о Ерше Ершовиче, о Горе-Злочастии, о Савве Грудцыне, о Фроле Скобееве
- Михаил Ломоносов. Лирика
- Денис Фонвизин. «Недоросль»
- Гаврила Державин. «Фелица», «Бог», «Памятник», «Евгению. Жизнь Званская»
- Николай Карамзин. «Бедная Лиза», «Что нужно автору?»
- Василий Жуковский. «Теон и Эсхин», «Камоэнс», «Светлана», «Невыразимое»
- Александр Пушкин. Лирика, поэмы, «Евгений Онегин», «Борис Годунов», «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Повести Белкина»
- Михаил Лермонтов. Лирика, «Мцыри», «Демон», «Герой нашего времени», «Песня про купца Калашникова»
- Николай Гоголь. «Вечера на хуторе близ Диканьки», «Тарас Бульба», «Старосветские помещики», «Повесть о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем», «Шинель», «Портрет», «Ревизор», «Мертвые души»
- Алексей Кольцов, Евгений Баратынский, Федор Тютчев, Афанасий Фет, Николай Некрасов. Избранные лирические стихотворения
IV год второй ступени 4-й год 2-й ступени
- Александр Герцен. «Былое и думы» (отрывки)
- Иван Тургенев. «Записки охотника», «Рудин», «Дворянское гнездо», «Накануне», «Отцы и дети», «Новь», «Стихотворения в прозе»
- Иван Гончаров. «Обломов»
- Александр Островский. «Свои люди — сочтемся» или «Бедность не порок», «Доходное место», «Гроза», «Снегурочка»
- Михаил Салтыков-Щедрин. Сказки (три-четыре по выбору преподавателя), «Пошехонская старина»
- Федор Достоевский. «Бедные люди», «Братья Карамазовы» или «Преступление и наказание»
- Лев Толстой. «Детство», «Отрочество», «Юность», «Война и мир», «Хаджи-Мурат», «Исповедь», «Алеша Горшок»
- Глеб Успенский. «Нравы Растеряевой улицы», «Власть земли»
- Всеволод Гаршин. «Художники», «Красный цветок»
- Владимир Короленко. «Сон Макара», «Слепой музыкант», «Река играет», «Лес шумит»
- Антон Чехов. «Степь», «Мужики», «Вишневый сад»
- Максим Горький. «Челкаш», «Песня о Соколе», «Бывшие люди», «Песня о Буревестнике», «На дне», «Мать», «Детство»
- Леонид Андреев. «Жили-были», «Молчание», «Жизнь человека»
- Константин Бальмонт, Валерий Брюсов, Александр Блок. Избранные стихотворения
- Крестьянские и пролетарские поэты нашего времени
В 1921 году Государственный ученый совет Наркомпроса представил в «Про-граммах для I и II сту-пени семилетней единой трудовой школы» первый ста-бильный список после неразберихи списков пореволюци-онных. Работой по созда-нию программы по литературе руководил литературовед и лингвист Павел Сакулин, и в ней отчетливо проглядывают идеи, обсуждавшиеся в педа-гоги-ческой среде незадолго до революции, в частности в 1916-1917 годах на I Все-российском съезде преподавателей русского языка и словесности. Сакулин воспроизвел в своей программе многие принципы, сформулированные на этом съезде: вариатив-ность в обучении (четыре варианта программы вместо одного с че-тырьмя соот-ветствующими списками произведений), внимание к интере-сам и потребностям не только учите-лей, но и учеников. Основу программы состав-ляла в основном русская литера-турная классика XIX столетия, тогда как лите-ратура предыдущих веков, а также только зарождающаяся советская лите-ра-тура занимали в ней довольно скромное место.
Урок литературы в школе при заводе «Красный богатырь». Начало 1930-х годов
Getty Images Задача одолеть этот список целиком не ставилась — для составителей програм-мы были куда важнее эмоциональное восприятие и самостоятельное осмысле-ние школьниками прочитанного.
«Внимание учащихся, конечно, все время фиксируется на тексте самих про-изведений. Занятия ведутся индуктивным методом. Пусть учащиеся прежде узнают Рудина и Лаврецкого, а потом уже о философских настроениях русской интеллигенции, о славянофильстве и западниче-стве; пусть прежде сживутся с образом Базарова, а потом услышат о мыслящих реалистах шестидесятых годов. Даже биография писателя не должна бы предварять непосредственного знакомства учащихся с произведениями. В школе II ступени нет возможности стремиться к исчерпывающему изучению историко-литературных направлений. Если по-надобится, пусть преподаватель исключит из предлагаемого ниже списка те или другие произведения, даже того или другого писа-теля. Еще раз: non multa, sed multum «Много, но не многое» — латинская пого-ворка, означающая «много по значению, а не по количеству». . И главное, в центре — сами художественные произведения» Программы для I и II ступени семилетней единой трудовой школы. М., 1921. .
Литературное образование, тесно связанное с дореволюционным, вряд ли могло устроить идеологов партийного государства, в котором литература на-ряду с другими видами искусства должна служить пропаганде властной идео-логии. К тому же программа изначально имела ограниченную сферу распро-странения — и потому, что в стране было мало школ II ступени (большинство выпускников I ступени пополняли ряды пролетариата или крестьянства), и потому, что во многих регионах были свои собственные образовательные программы. Уже через несколько лет она потеряла силу регулирующего доку-мента, оставшись па-мятником отечественной гуманитарной и педагогической мысли.
Учитель и учебник — единственные источники знаний
Между программами 1921 и 1938 года лежит такая же пропасть, как между ре-волюцией и последними предвоенными годами. Смелые поиски 1920-х годов в самых разных областях науки, культуры и образования постепенно сошли на нет. Теперь задачей науки, культуры и образования стало строительство сверхиндустриального и милитаризированного тоталитарного государства. В результате чисток и политических репрессий кардинально изменился и со-став тех, кто руководил изменениями в образовании и культуре.
Состав программы
80 % русской классики, 20 % советской литературы
Количество часов
474 (с 1949 года — 452)
8-й класс
- Устная народная поэзия (фольклор)
- Русские былины
- «Слово о полку Игореве»
- Михаил Ломоносов. «Ода на день восшествия на престол императрицы Елисаветы Петровны», «Разговор с Анакреоном»
- Гаврила Державин. «Фелица», «Приглашение к обеду», «Памятник»
- Денис Фонвизин. «Недоросль»
- Александр Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву» (отрывки)
- Николай Карамзин. «Бедная Лиза»
- Василий Жуковский. «Светлана», «Теон и Эсхин», «Лесной царь», «Море», «Я музу юную, бывало…»
- Кондратий Рылеев. «К временщику», «Гражданин», «Ах, тошно мне…»
- Александр Грибоедов. «Горе от ума»
- Александр Пушкин. Лирика, оды, «Цыганы», «Евгений Онегин»
- Виссарион Белинский. «Сочинения Александра Пушкина»
- Джордж Гордон Байрон. «Паломничество Чайльд-Гарольда» (отрывки)
- Михаил Лермонтов. Лирика, «Герой нашего времени»
9-й класс
- Николай Гоголь. «Мертвые души», т. 1
- Виссарион Белинский. «Похождения Чичикова, или Мертвые души», письмо Гоголю от 3 июля 1847 года
- Александр Герцен. «Былое и думы»
- Иван Гончаров. «Обломов»
- Александр Островский. «Гроза»
- Иван Тургенев. «Отцы и дети»
- Михаил Салтыков-Щедрин. «Господа Головлевы»
- Лев Толстой. «Анна Каренина»
- Владимир Ленин. «Лев Толстой как зеркало русской революции», «Л. Н. Толстой и современное рабочее движение», «Л. Н. Толстой и его эпоха»
10-й класс
- Антон Чехов. «Крыжовник», «Вишневый сад»
- Максим Горький. «Старуха Изергиль», «Коновалов», «На дне», «Дело Артамоновых»
- Владимир Ленин о Максиме Горьком
- Вячеслав Молотов. «Памяти А. М. Горького»
- Александр Серафимович. «Железный поток»
- Александр Фадеев. «Разгром»
- Владимир Маяковский. Cтихи, поэмы
- Песни народов СССР
К 1923-1925 годам литература как предмет исчезла из учебных планов, раство-рившись в обществоведении. Теперь литературные произведения использова-лись в качестве иллюстраций к изучению общественно-политических процес-сов и явлений, чтобы воспитать подрастающее поколение в коммунистическом духе. Впрочем, во второй половине 1920-х годов литература вернулась в сетку предметов - значительно обновленной. Следующие пятнадцать лет программы будут шлифовать, добавляя произведения советской литературы.
К 1927 году ГУС выпустил комплект стабилизированных, то есть неизменных в ближайшие четыре года программ. У учителя все меньше прав заменять одни произведения другими. Все больше внимания уделяется «общественным идео-логиям» — прежде всего революционным идеям и их отражению в литературе прошлого и настоящего. Половина девятого, выпускного класса школы-девятилет-ки была отдана молодой советской литературе, только справившей свой деся-тилетний юбилей: рядом с Горьким, Блоком и Маяковским имена Константина Федина, Владимира Лидина, Леонида Леонова, Александра Неверова, Лидии Сейфуллиной, Всеволода Иванова, Федора Гладкова, Александра Малышкина, Дмитрия Фурманова, Александра Фадеева, большин-ство из кото-рых сегодня известны разве что старшему поколению и специали-стам. Про-грамма обстоятельно излагала, как трактовать и под каким углом рассматри-вать то или иное произведение, отсылая за правильным мнением к марксист-ской критике.
В 1931 году был подготовлен проект другой стабилизированной программы, еще более идеологически выверенной. Однако сами тридцатые годы с их по-трясениями и постоянным авралом, чисткой элит и перестройкой всех начал, на которых держались и государство, и общество, не позволяли программам устояться: за это время сменилось целых три поколения школьных учебников. Стабильность наступила лишь в 1938-1939 годах, когда наконец бы-ла подго-товлена программа, без особых изменений продержавшаяся до хру-щевской оттепели, а в основном своем ядре — и до сегодняшнего времени. Утвержде-ние этой программы сопровождалось пресечением любых попыток экспери-мен-тировать с организацией учебного процесса: после признанных неудач-ными опытов с внедрением американского метода, когда учитель должен был не столько давать новые знания, сколько организовывать самостоятельную деятельность учеников по их добыче и применению на прак-тике, система вернулась к традиционной, известной с дореволюционных вре-мен классно-урочной форме, где учитель и учебник — основные источники знаний. Закре-пление этих знаний осуществлялось по учебнику — единому для всех школь-ников. Учебник следовало читать и конспектировать, а полученные знания воспроизводить максимально близко к тексту. Программа жестко регламенти-ровала даже количество часов, отводи-мых на ту или иную тему, причем это время предполагало не подробную рабо-ту с текстом, но получение, заучивание и воспроизведение готовых знаний о тексте без особой рефлексии над прочи-танным. Важнейшее значение в программе придавалось заучиванию наизусть художественных произведений и их фрагментов, перечень которых был также жестко определен.
На совещании, посвященном преподаванию литературы в средней школе, 2 марта 1940 года известный педагог и учитель литературы Семен Гуревич высказал большие опасения по поводу нового подхода:
«Прежде всего одна большая неприятность у нас в преподавании лите-ратуры — это то, что преподавание стало трафаретом… Трафарет неве-роятный. Если выкинуть фамилию и начать рассказывать о Пушкине, о Гоголе, о Гончарове, Некрасове и т. д., то все они народные, все они хорошие и гуманные. Кем-то пу-щенное слово „изнародование“ литера-туры заняло такое место в препода-вании литературы, как несколько лет тому назад занимали эти социологиче-ские определения… Если несколь-ко лет назад ребята выходили из школы с мнением, что Некрасов — это кающийся дворянин, Толстой — это философствую-щий либерал и т. д., то сейчас все писатели — такие изумительные люди, с кри-стальными характерами, с замечательными произведениями, которые только и мечтали, что о социальной революции».
В конце 1930-х годов общий список курса литературы более чем на две трети совпадал со списком 1921 года По подсчетам не-мецкой исследовательницы Эрны Малыгиной. . В основе все так же были произведения рус-ской классики, но главная задача этих произведений была переосмыслена: им предписыва-лось рассказать о «свинцовых мерзостях жизни» при царизме и вызревании революционных настроений в обществе. О том же, к чему при-вели эти настро-ения и каковы успехи построения нового государства рабочих и крестьян, повествовала молодая советская литература.
Урок литературы в 5-м классе. У доски — будущий молодогвардеец Олег Кошевой. Украин-ская ССР, Ржищев, январь 1941 года
Фотохроника ТАСС Отбор произведений определялся не только их безусловными художественны-ми достоинствами, но и способностью встроиться в логику советской концеп-ции литературного развития Нового и Новейшего времени, отражающей посту-пательное движение страны к революции, построению социализма и комму-низма. В 1934 году школь-ное образование стало десятилетним и историко-литературный курс занимал уже три года вместо двух. Перед произведениями фольклора, русской и совет-ской литературы стояла еще одна важная воспита-тельная задача — давать образ-цы подлинного героизма, боевого или трудового, на которые могли бы рав-няться юные читатели.
«Показать величие русской классической литературы, воспитавшей многие поколения революционных борцов, огромное принципиальное отличие и морально-политическую высоту советской литературы, научить учащихся разбираться в основных этапах литературного разви-тия без упрощенства, без схематизма — такова историко-литературная задача курса VIII-X классов средней школы». Из программы средней школы по литературе за VIII-X классы 1938 года.
Сокращение часов и расширение списка: крушение надежд на обновление предмета
После разрухи военных и первых послевоенных лет наступило время жесткого идеологического прессинга и кампаний: целые отрасли науки становились объектами репрессий, факты искажались в угоду идеологии (к примеру, превозносилось превосходство русской науки и ее пер-венство в большинстве отраслей научного знания и техники). В этих условиях учитель превращался в проводника официальной линии в образовании, а шко-ла — в место, где уче-ник подвергается идеологическому давлению. Гуманитарное образование все больше утрачивает свой гуманисти-ческий характер. Смерть Сталина в 1953 го-ду и наступившая следом оттепель сопровождались надеждой на изменения в стране — в том числе и в области образования. Казалось, школа обратит вни-мание на ученика и его интересы, а учитель получит больше свободы в орга-низации учебного процесса и отбора учебного материала.
Количество часов
429
8-й класс
- «Слово о полку Игореве»
- Денис Фонвизин. «Недоросль»
- Александр Радищев. «Путешествие из Петербурга в Москву» (избранные главы)
- Александр Грибоедов. «Горе от ума»
- Александр Пушкин. Лирика, «Цыганы», «Евгений Онегин», «Капитанская дочка»
- Михаил Лермонтов. Лирика, «Мцыри», «Герой нашего времени»
- Николай Гоголь. «Ревизор», «Мертвые души», т. 1
9-й класс
- Иван Гончаров. «Обломов» (избранные главы)
- Александр Островский. «Гроза»
- Иван Тургенев. «Отцы и дети»
- Николай Чернышевский. «Что делать?» (избранные главы)
- Николай Некрасов. Лирика, «Кому на Руси жить хорошо»
- Михаил Салтыков-Щедрин. «Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Коняга», «Премудрый пискарь»
- Лев Толстой. «Война и мир»
- Уильям Шекспир. «Гамлет»
- Иоганн Вольфганг Гёте. «Фауст», ч. 1
10-й класс
- Максим Горький. «Старуха Изергиль», «На дне», «Мать», «В. И. Ленин» (в сокращении)
- Владимир Маяковский. «Левый марш», «Прозаседавшиеся», «Товарищу Нетте — пароходу и человеку», «Стихи о советском паспорте», «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!», вступление к поэме «Во весь голос»
- Николай Островский. «Как закалялась сталь»
- Михаил Шолохов. «Поднятая целина»
- Александр Фадеев. «Молодая гвардия»
Как уже было сказано, сложившийся к концу 1930-х годов советский школьный канон впоследствии менялся мало. В нем пока еще не было места «сомнитель-ным» Достоевскому и Есенину, мелодраматическая «Анна Каренина» с ее «мыс-лью семейной» была заменена на патриотическую «Войну и мир» с ее «мыслью народной» в годы войны, а модернистские течения рубежа веков были втисну-ты в шесть ча-сов под самый конец девятого класса. Десятый, выпускной, класс был полно-стью посвящен советской литературе.
Школьницы в музее-заповеднике Пушкина «Болдино». 1965 год
Жиганов Николай / Фотохроника ТАСС В этот период определяется квадрига русской классики, запечатленная на фронтонах типовых школьных пятиэтажек 1950-х годов: два великих поэта — русский дореволюционный гений Пушкин и советский Маяковский — и два великих прозаика — дореволюционный Лев Толстой и советский Горь-кий Одно время вместо Толстого на фронтонах лепили Ломоносова, но его фигура нарушала геометрическую стройность четырехуголь-ной пирамиды школьного канона, увенчанной первыми авторами своей эпохи (два поэта — два прозаика, два дореволюционных — два советских автора). . Особенно много времени составители программы отводили изучению Пушкина: в 1938 году — 25 часов, в 1949-м — уже 37. Остальным класси-кам часы пришлось подрезать, так как они попросту не умещались во все раз-бухаю-щий, прежде всего за счет классиков советских, школьный канон.
Заговорить не только об обновлении состава школьного кано-на, но и о подхо-дах к его формированию и наполнению, а также принципах организации лите-ратурного образования в целом удалось только во второй поло-вине 1950-х го-дов, когда стало понятно, что страна взяла курс на некоторое смягчение идео-логического режима. Издание для учителей, журнал «Лите-ратура в школе», печатал стенограммы обсуждений проек-та новой про-граммы по литературе, а также письма простых учителей, школьных и ву-зовских методистов и библиотекарей. Звучали предложения изучать лите-ра-туру ХХ века не один, а два последних года или включать ее в курс 8-10 клас-сов. Находились даже смельчаки, спорившие с тем, что «Войну и мир» следует обязательно изучать в полном объеме: по мнению учителей, большинство их подопечных были неспособны осилить текст.
Урок литературы в 10-м классе. Ученик читает стихотворение Александра Блока. Ленинград, 1980 год
Белинский Юрий / Фотохроника ТАСС Однако долгожданная программа, вышедшая в 1960 году, стала большим разо-чарованием для всех, кто надеялся на перемены. Больший объем нужно было втиснуть в еще меньшее количество часов — составители программы предла-гали учителям самим решить проблему и каким-то образом успеть пройти все предписанное не в ущерб глубине постижения.
Не спасало ни изучение некоторых произведений в сокращенном виде, ни уменьшение часов на зарубежную литературу. В изучении литературы провозглашались принципы систематичности и историзма: живой литературный процесс укладывался в ленинскую концепцию «трех этапов револю-ционно-освободительного движения в России» Периодизация дореволюционного литера-турного процесса в послевоенных програм-мах и учебниках опиралась на три этапа революционно-освободительного движения в России, выделенные Лениным в статье «Памяти Герцена» (1912). Дворянский, разно-чинский и пролетарский этапы в истории литературы соответствовали первой и второй половинам XIX века и рубежу XIX-ХХ веков. После этого история русской литературы заканчивалась, уступая место советской. . Материал по-прежнему требовалось просто запоминать в изложении учителя и (или) учебника.
«Необходимо предостеречь преподавателей от чрезмерно детально-го анализа произведения, а равно и от упрощенных трактовок лите-ра-турных явлений, вследствие чего изучение художественной ли-терату-ры может утратить свою образно-эмоциональную сущность». Из программы средней школы на 1960/61 учебный год.
Воспитание чувств вместо идеологии
После оттепели вся страна выстроилась в очереди за дефицитом — и не только за югославскими сапогами или отечественными телевизорами, но и за хорошей литературой, полками с которой стало модно украшать ин-терьеры квартир. Расцвет книжного рынка, в том числе и подполь-ного, мас-сового кинематогра-фа, советских литературных и иллюстрированных журна-лов, телевидения, а для кого-то — и , становился серьезной конкуренцией унылому советскому школьному предмету «литература», спасаемому лишь отдельными подвижниками учителями. На смену идеологии в школьную литературу при-ходит воспитание чувств: в героях начинают особенно цениться их душевные качества, в произведениях — поэтичность.
Состав программы
Список постепенно расширяется, с одной стороны — за счет прежде не реко-мендованных произведений русской классики (Достоев-ский), с другой — за счет произведений советской литературы последних лет, которую следовало читать самостоятельно с последующим обсуждением на уроках
Количество часов
340
8-й класс
- «Слово о полку Игореве»
- Жан-Батист Мольер. «Мещанин во дворянстве»
- Александр Грибоедов. «Горе от ума»
- Александр Пушкин. «К Чаадаеву» («Любви, надежды, тихой славы…»), «К морю», «Я помню чудное мгновенье…», «Пророк», «Осень», «На холмах Грузии», «Я вас любил…», «Вновь я посетил…», «Я памятник себе воздвиг…», «Евгений Онегин»
- Джордж Гордон Байрон. «Паломничество Чайльд-Гарольда» (I и II песни), «Душа моя мрачна»
- Михаил Лермонтов. «Смерть поэта», «Поэт», «Дума», «Как часто, пестрою толпою окружен…», «Выхожу один я на дорогу», «Родина», «Герой нашего времени»
- Николай Гоголь. «Мертвые души»
- Виссарион Белинский. Литературно-критическая деятельность
- Анатолий Алексин. «А тем временем где-то …», «В тылу как в тылу»
- Чингиз Айтматов. «Джамиля», «Первый учитель»
- Василь Быков. «Альпийская баллада», «Дожить до рассвета»
- Олесь Гончар. «Человек и оружие»
- Савва Дангулов. «Тропа»
- Нодар Думбадзе. «Я вижу солнце»
- Максуд Ибрагимбеков. «За все хорошее — смерть!»
- «Имена на поверке. Стихи воинов, павших на фронтах Великой Отечественной войны»
- Вадим Кожевников. «Заре навстречу»
- Мария Прилежаева. «Удивительный год», «Три недели покоя»
- Юхан Смуул. «Ледовая книга»
- Владислав Титов. «Всем смертям назло»
- Михаил Дудин, Михаил Луконин, Сергей Орлов. Избранные стихи
9-й класс
- Александр Островский. «Гроза»
- Николай Добролюбов. «Луч света в темном царстве»
- Иван Тургенев. «Отцы и дети»
- Николай Чернышевский. «Что делать?»
- Николай Некрасов. «Поэт и гражданин» (отрывок), «Памяти Добролюбова», «Элегия» («Пускай нам говорит изменчивая мода…»), «Кому на Руси жить хорошо»
- Михаил Салтыков-Щедрин. «Премудрый пескарь», «Дикий помещик»
- Федор Достоевский. «Преступление и наказание»
- Лев Толстой. «Война и мир»
- Антон Чехов. «Ионыч», «Вишневый сад»
- Уильям Шекспир. «Гамлет» (обзор)
- Иоганн Вольфганг Гёте. «Фауст»: «Пролог на небесах», сцена 2 — «У городских ворот», сцены 3 и 4 — «Кабинет Фауста», сцена 12 — «Сад», сцена 19 — «Ночь. Улица перед домом Гретхен», сцена 25 — «Тюрьма»; последний монолог Фауста из II части (обзор)
- Оноре де Бальзак. «Гобсек»
Для бесед по советской литературе
- Алесь Адамович. «Партизаны»
- Сергей Антонов. «Аленка», «Дожди»
- Мухтар Ауэзов. «Абай»
- Василь Быков. «Обелиск»
- Борис Васильев. «А зори здесь тихие…»
- Ион Друцэ. «Степные баллады»
- Афанасий Коптелов. «Большой зачин», «Возгорится пламя»
- Вилис Лацис. «К новому берегу»
- Валентин Распутин. «Уроки французского»
- Роберт Рождественский. «Реквием», «Письмо в XXX век»
- Константин Симонов. «Живые и мертвые»
- Константин Федин. «Первые радости», «Необыкновенное лето»
- Василий Шукшин. Избранные рассказы
10-й класс
- Максим Горький. «Старуха Изергиль», «На дне», «Мать», «В. И. Ленин»
- Александр Блок. «Незнакомка», «Фабрика», «О, весна без конца и без краю…», «Россия», «О доблестях, о подвигах, о славе…», «На железной дороге», «Двенадцать»
- Сергей Есенин. «Русь советская», «Письмо матери», «Неуютная жидкая лунность…», «Каждый труд благослови, удача!», «Собаке Качалова», «Спит ковыль. Равнина дорогая…», «Я иду долиной. На затылке кепи…», «Отговорила роща золотая…», «Не жалею, не зову, не плачу…»
- Владимир Маяковский. «Левый марш», «Прозаседавшиеся», «О дряни», «Блэк энд уайт», «Товарищу Нетте — пароходу и человеку», «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви», «Разговор с фининспектором о поэзии», «Стихи о советском паспорте», «Владимир Ильич Ленин», «Хорошо!», «Во весь голос» (первое вступление в поэму)
- Александр Фадеев. «Разгром»
- Николай Островский. «Как закалялась сталь»
- Михаил Шолохов. «Поднятая целина», «Судьба человека»
- Александр Твардовский. «Я убит подо Ржевом», «Две кузницы», «На Ангаре» (из поэмы «За далью — даль»)
Школьники пишут сочинение на выпускном экзамене. 1 июня 1984 года
Кавашкин Борис / Фотохроника ТАСС Число часов, отпускаемых на литературу в 8-10 классах, продолжает сокра-щаться: в 1970-м это всего 350 часов, в 1976 году и на ближайшие четыре десятиле-тия — 340. Школьная программа в основном пополняется произведе-ниями, которые особенно близки консерваторам: на мес-то слишком критич-ного по отношению к традиционному укладу роману Сал-тыкова-Щедрина «Господа Головлевы» в начале 1970-х в программу прихо-дит роман «Преступ-ление и нака-зание», противопоставляющий бунту против существующих порядков идею личного спасе-ния. Рядом с «урбанистом» Маяковским встает «крестьянский» Есенин. Блок в основном представлен стихами о Родине.«Мосфильм»,«КиноПоиск»
Кадр из фильма Сергея Соловьева «Станционный смотритель». 1972 год «Мосфильм», Kinomania.ru
Кадр из фильма Вячеслава Никифорова «Благородный разбойник Владимир Дубровский». 1988 год «Беларусьфильм», «КиноКопилка»
Кадр из фильма Эльдара Рязанова «Жестокий романс». 1984 год «Мосфильм», «КиноПоиск»
В 1960-70-е годы по многим произведениям школьного канона снимаются фильмы, сразу же приобретающие широкую популярность: они решают про-блемы и нечтения, и адаптации сложных или исторически далеких смыслов классических произведений к восприятию их широкими массами, с идейной проблематики перенося акцент на сюжет, чувства героев и их судьбы. Все прочнее утверждается мысль о том, что классика общенародна: она как буд-то бы со-четает в себе доступность массовой литературы с высокохудоже-ственностью непреходящих шедевров (в отличие от произведений нереали-стических, особенно «модернистских», адресованных в основном отдельным группам «эстетов»).
«Классическая литература — литература, достигшая высочайшей сте-пени совершенства и выдержавшая испытание временем, сохра-няющая значение бессмертного творческого примера для всех по-следующих писателей». С. М. Флоринский. Русская литература. Учебник для 8-го класса средней школы. М., 1970.
Произведения о революции, Гражданской войне и коллективизации уходят в сокращенное или обзорное изучение (четыре часа на «Как закалялась сталь») либо на внеклассное чтение Понятие внеклассного чтения существовало еще в гимназиях, но в 1930-х годах оно стало регламентироваться: выбирать предлагалось из утвержденных списков. , объем которого все возрастает. Зато все больше произведений о Великой Отече-ственной войне: восемь часов, прежде отпускае-мых на изучение «Поднятой целины» Шолохова, теперь поделены между этой эпопеей и рассказом «Судьба человека». Литература последних десятилетий читается дома самостоятельно, после чего в классе обсуждается одна из четы-рех тем: Ок-тябрьская революция, Великая Отечественная война, образ Ленина, образ нашего современника в произведениях современных авторов. Из 30 про-заи-ческих произведений советских писателей, предложенных на выбор для об-суждения в 8-9 классах, десять книг посвящены военному времени, три — революции и Гражданской войне, пять — жизни и деятельности Ленина. Де-вять из 24 писателей представляют национальные литературы СССР. Впро-чем, само появление раздела «Для бесед по советской литературе» стало знаком приближения новых времен в отечественном образовании, в том числе и в ли-тературном: из лекции с последующим опросом урок хотя бы иногда превра-щается в беседу; в обязательном списке появляется хоть какая-то вариатив-ность, пусть и только в выборе произведе-ний текущего литературного процес-са. И все же, несмотря на эти уступки, литературное образование позднесовет-ского времени предлагало сфальсифицированную, идеологически и цензурно обкромсанную историю русской литературы, в которой очень многому не было места. Авторы программы 1976 года, текст которой почти без изменений пере-кочевал в программу 1984-го, этого не скрывали:
«Одна из важнейших задач учителя — показать учащимся, что роднит советскую литературу с передовым наследием прошлого, как она про-должает и развивает лучшие традиции классической литературы, и вместе с тем раскрыть качественно новый характер литературы социа-листического реализма, являющейся шагом вперед в художественном развитии человечества, классовую основу ее общечеловеческого комму-нистического идеала, многообразие и эстетическое богатство советской литературы».
Десятиклассники перед уроком русской литературы. Казахская ССР, 1989 год
Павский Александр / Фотохроника ТАСС Уже через несколько лет на месте СССР возникнет другое государство, а на ме-сте раздутого обязательного списка — еще более объемный рекомендатель-ный, наконец-то вновь, как в начале 1920-х годов, доверивший учителю право само-му выбрать из предложенного перечня имена и произведения с учетом ин-те-ресов и уровня учеников. Но это будет уже история постсоветского школьно-го канона, не менее драматическая, в которой активное участие примут и роди-тельское сообщество, и педагогическая общественность, и даже высшее руко-водство страны.
Первое советское десятилетие - время тотальной перестройки общества и всевозможных экспериментов, которые коснулись и сферы образования. Советским руководством была поставлена задача ликвидации безграмотности и воспитания человека нового типа. Как именно это происходило, описал историк Александр Рожков в книге «В кругу сверстников. Жизненный мир молодого человека в Советской России 1920-х годов». «Мел» публикует краткий конспект глав о школьном образовании.
Для тех, кто готовится к главному школьному экзамену
Социальное воспитание
Для Рожкова школа 1920-х годов - главный социально-исторический контекст, в котором пришлось расти героям книги, представителям первого советского поколения. «Мне представляется самым важным ответить на вопрос о том, кем в действительности являлся и кем ощущал себя школьник тех лет - пассивным объектом формирующегося воздействиям извне или полноправным субъектом своего личного развития», - пишет историк. Вопрос не праздный. В стране в этот период разворачивается коммунистический эксперимент. Советский Союз - самое творческое во всех отношениях место на земле. А большевики всё ещё уверены, что для претворения в жизнь идеологии Маркса-Ленина нужно опираться на творчество масс. Но нужно ли опираться на детей и подростков, личности которых только формируются?
В тезисах Государственного учебного совета обозначалась цель новой советской школы - «воспитать полезного члена общества»
Жизнерадостного, здорового и работоспособного, проникнутого общественными инстинктами, сознающего своё место в природе и обществе. Умеющего разобраться в текущих событиях - «стойкого борца за идеалы рабочего класса, умелого строителя коммунистического общества». Примечательно, что само понятие «образование» в 1920-е годы исчезает из педагогического лексикона и заменяется понятием «социальное воспитание». Оно было максимально приближено к сегодняшнему термину «социализация».
В 1920-е в школы детей, как правило, отдавали с восьми лет. Допускался приём детей на год раньше и на три года позже указанного возраста. Советская школа делилась на две ступени. Первая ступень предназначалась для детей 8-11 лет, вторая - для 12-17.
Елатомская Единая Трудовую школа первой-второй ступени
В 1922 году нарком просвещения Анатолий Луначарский перед стартом программы ликвидации безграмотности признавал, что школ первой ступени хватает только для половины детей. А школы второй ступени могут посещать только 5-6% нуждающихся. Но уже к концу десятилетия в советской России насчитывалось 113 400 школ первой ступени, в которых обучалось свыше 8,7 миллиона детей. В 1800 школах второй ступени учился почти миллион человек. Говоря об этих цифрах, нужно учитывать доступность школы в каждом конкретном случае. Так, например, в кубанской станице Брюховецкой в 1925 году из 170 детей, записанных в школу, в первый класс пошли только 47 человек. Здание просто не могло вместить большее количество. Обучение в школах в несколько смен было скорее нормой, чем исключением. Да и техническая оснащённость учебных заведений оставляла желать лучшего.
Луначарский в 1920 году жаловался товарищам по партии, что на один карандаш приходится 60 учащихся, а одна чернильница - на 100 учащихся
Уже к середине десятилетия школы стали получать деньги на покупку необходимых принадлежностей. Впрочем, практика писать на полях газет из-за недостатка бумаги существовала вплоть до начала 1950-х годов.
Школа вместо семьи
В 1920-е государством и обществом впервые был сделан решительный шаг для вытеснения семьи из процесса воспитания. На пути к коммунизму обобществлялось всё, в том числе и воспитание. Именно на государство, общество в лице школы возлагалась обязанность заниматься «социальным воспитанием» подрастающего поколения.
Учителя в кабинете у завуча
Важно отметить, что эти перемены в среде учащихся в целом оценивались положительно:
1 . В отличие от семьи, в школе можно было расширять свой кругозор.
2 . В семье дети были лишены того круга разнообразного общения, которое давала школа.
3 . В школе не нужно было заниматься физическим трудом, а в 1920-е годы, особенно в сельской местности, занятость детей в хозяйствах родителей была очень высока.
4 . Развитая в это время система школьного самоуправления способствовала решению многих конфликтных ситуаций в пользу школьника. В семьях же физические наказания были скорее нормой, чем исключением.
По данным Северо-Кавказского краевого отдела народного образования, в 1928 году 37% учащихся школ первой ступени жаловались на постоянные избиения со стороны родителей. В школе при московском заводе «Серп и молот» 100% учащихся жаловались на побои. 65% из них говорили, что их били «чем попало». 25% жаловались на пинки ногами. 15% родителей били детей ремнём или розгами. В том же отчёте о заводской школе приводятся и другие интересные факты: 98% родителей откровенно лгали при детях. 18% приносили домой ворованные инструменты. 75% детей признавались, что регулярно видят занятия сексом родителей. На таком фоне становится ясно, почему дети были скорее за то, чтобы исключить родителей из процесса «социального воспитания». При этом совсем уж обойтись без родителей государство не могло.
К середине 20-х годов финансовые трудности в образовании решили победить, обязав финансировать школы на местном уровне
То есть за счёт родителей школьников. Результаты этого нововведения были разными. Например, в Сочи школы почти на 50% содержались родителями - на редкость высокий показатель. Но гораздо чаще в воспоминаниях о тех временах можно встретить жалобы на нежелание родителей приносить деньги в школу. «Крестьяне одного села, внешне равнодушные к религии, кормили восемь служителей церкви, но не могли прокормить одного учителя. Хотя и заявляли, что понимают важность школьного образования», - приводит Рыжков воспоминания одного из современников.
Ликвидация безграмотности
Внедрение совместного обучения
Но самым заметным революционным нововведением 1920-х годов стало совместное обучение мальчиков и девочек. Оно вводилось двумя разными моделями - «петроградской» и «московской». Первая была более либеральной: девочка могла поступить в мужское учебное заведение, и наоборот. «Московская» модель подразумевала деление мужских и женских учебных заведений пополам. Из получившихся половин образовывали две новые школы.
Если до революции раздельное обучение способствовало позднему началу половой жизни, то теперь её старт приходился на школьные годы
В этом контексте интересно смещение понятия «разврат» - теперь под ним понималось «мещанское» ухаживание с цветами, желание обладать одним партнёром. В рассказе Пантелеймона Романова «Суд над пионером» есть такой фрагмент: «Если она тебе для физических сношений, ты мог честно, по-товарищески, заявить ей об этом, а не развращать подниманием платочков и мешки вместо неё носить. Любовью пусть занимаются и стихи пишут нэпманские сынки, а с нас довольно здоровой потребности, для удовлетворения которой мы не пойдём к проституткам, потому что у нас есть товарищи».
В то же время раздельное обучение в некоторых формах сохранялось. Мальчики и девочки охотно сидели вместе только в первых и вторых классах. Затем во всех школах, где это позволяло помещение, дети рассаживались по гендерному признаку.
Большевики обещали, что школа будет доступна всем. На практике же с самого начала в советской России образовался огромный слой лишенцев - людей, которым отказывали в обучении в школе из-за происхождения. Речь шла о детях дворян, купцов, кулаков, священников, царских чиновников и офицеров. Статистика о лишенцах крайне противоречива.
Число людей, которым было отказано в образовании из-за происхождения, колеблется в диапазоне от 500 тысяч до четырёх миллионов
Проблема стояла очень остро. Кого-то не допускали к образованию вообще, кому-то не давали его продолжить. Писатель Максим Горький получил письмо такого содержания: «Мы, дети, окончившие семилетку, мечтаем попасть в профшколы, чтобы учиться, но, увы, мы - дети бывших людей и нам двери закрыты везде и всюду, потому что нас зачал, родил чуждый элемент для советской власти… Жить так дальше нельзя, это мучение нестерпимо - это садизм. Таких детей надо уничтожать, родителей - кастрировать. Ведь мы никакого преступления не совершили - зачем так жестоко карать. Проклят час, когда нас родили».
В одной из сельских школ
Понятное дело, что допущенный к образованию ребёнок «из бывших» мог учиться только хорошо: за неуспеваемость он был бы исключён немедленно. При этом общепринятой была практика, что если такой ребёнок учится хорошо, то он обязан вечерами заниматься дополнительно с отстающими детьми.
Социальное неравенство по классовому признаку отчасти уравновешивало небывалое ни до, ни после школьное самоуправление в советской России
Школьные советы стали мощным инструментом в отстаивании учениками своих прав. Так, наказать ребенка можно было только с разрешения совета. А тот, естественно, имел тенденцию покрывать провинившегося. В глазах учителей дореволюционной закалки подобное нововведение ставило под удар вообще всю логику школьного образования.
С начала 1930-х годов школьное самоуправление стало постепенно сворачиваться. Да и вообще, после 1920-х годов эксперименты в образовании почти прекратились. Советская школа стала дрейфовать в сторону прежних дореволюционных принципов. Уже во время войны вернулись дореволюционная гимназическая форма и раздельное обучение. Ввести последнее повсеместно помешала только смерть Сталина.
Loading...