Экология жизни. Психология: Я знаю одну ловушку, в которую попадают все люди, решившие изменить себя. Она лежит на поверхности...
Я знаю одну ловушку, в которую попадают все люди, решившие изменить себя. Она лежит на поверхности, но так хитро устроена, что мимо нее никто из нас не пройдет – обязательно наступим и запутаемся.
Сама по себе идея «изменить себя» или «изменить свою жизнь» прямиком ведет нас к этой ловушке. Упускается из виду важнейшее звено, без которого все усилия пойдут прахом и мы в итоге можем оказаться в еще худшем положении, чем были.
Нас приучили ломать себя
Желая изменить себя или жизнь, мы забываем задуматься над тем, как мы взаимодействуем с собой или с миром. А от того, как мы это делаем, и зависит то, что будет происходить.
Для многих из нас главный способ взаимодействия с собой – насилие . С самого детства нас приучали, что себя нужно ломать, чтобы получить нужный результат. Воля, самодисциплина, никаких послаблений. И что бы мы ни предложили такому человеку для развития, он применит насилие.
Нужно ставить цели и достигать их? Загоню себя в болезнь, сражаясь за реализацию сразу пяти целей.
Детей нужно воспитывать лаской? Заласкаем детей до истерики и при этом будем давить собственные потребности и раздражение на детей – не место ему в дивном новом мире!
Мы становимся похожи на человека, который осваивает разные инструменты, умея только одно: забивать гвозди. Он и молотком будет бить, и микроскопом, и книгой, и кастрюлей. Потому что ничего, кроме забивания гвоздей, не знает. Если что-то будет не получаться, он начнет забивать «гвозди» в себя...
А еще есть послушание – одна из разновидностей насилия над собой. Оно заключается в том, что главное в жизни – это добросовестное выполнение инструкций. Унаследованное детское послушание, только вместо родителей теперь – бизнес-гуру, психологи, политики, журналисты…
Слова психолога о том, как важно прояснять в общении свои чувства, будут при таком способе взаимодействия восприняты как приказ.
Не «важно прояснять», а «всегда проясняй». И, обливаясь потом, игнорируя собственный ужас, мы пойдем объясняться со всеми, с кем раньше боялись.
Не обнаружив в себе еще никаких опор, никакой поддержки, только на энергии послушания – и в итоге сваливаясь в депрессию, разрушая и себя, и отношения.
И наказывая за провалы себя: «Мне же сказали, как правильно – а я не смог!»
Инфантильно? Да. И безжалостно к себе.
Очень редко проявляется в нас другой способ взаимоотношений с собой – забота . Когда ты внимательно изучаешь себя, обнаруживаешь сильные и слабые стороны, учишься с ними обходиться. Учишься самоподдержке, а не «самоподгонке». Бережно, не торопясь – и ловя себя за руку, когда привычное насилие над собой рванется вперед. А то ведь можно с таким остервенением начать о себе заботиться, что никому не поздоровится.
Я знаю одну ловушку, в которую попадают все люди, решившие изменить себя. Она лежит на поверхности, но так хитро устроена, что мимо нее никто из нас не пройдет – обязательно наступим и запутаемся.
Сама по себе идея «изменить себя» или «изменить свою жизнь» прямиком ведет нас к этой ловушке. Упускается из виду важнейшее звено, без которого все усилия пойдут прахом и мы в итоге можем оказаться в еще худшем положении, чем были.
Нас приучили ломать себя
Желая изменить себя или жизнь, мы забываем задуматься над тем, как мы взаимодействуем с собой или с миром. А от того, как мы это делаем, и зависит то, что будет происходить.Для многих из нас главный способ взаимодействия с собой – насилие. С самого детства нас приучали, что себя нужно ломать, чтобы получить нужный результат. Воля, самодисциплина, никаких послаблений. И что бы мы ни предложили такому человеку для развития, он применит насилие.
Нужно ставить цели и достигать их? Загоню себя в болезнь, сражаясь за реализацию сразу пяти целей.
Детей нужно воспитывать лаской? Заласкаем детей до истерики и при этом будем давить собственные потребности и раздражение на детей – не место ему в дивном новом мире!
Мы становимся похожи на человека, который осваивает разные инструменты, умея только одно: забивать гвозди. Он и молотком будет бить, и микроскопом, и книгой, и кастрюлей. Потому что ничего, кроме забивания гвоздей, не знает. Если что-то будет не получаться, он начнет забивать «гвозди» в себя...
А еще есть послушание – одна из разновидностей насилия над собой. Оно заключается в том, что главное в жизни – это добросовестное выполнение инструкций. Унаследованное детское послушание, только вместо родителей теперь – бизнес-гуру, психологи, политики, журналисты…
Слова психолога о том, как важно прояснять в общении свои чувства, будут при таком способе взаимодействия восприняты как приказ.
Не «важно прояснять», а «всегда проясняй». И, обливаясь потом, игнорируя собственный ужас, мы пойдем объясняться со всеми, с кем раньше боялись.
Не обнаружив в себе еще никаких опор, никакой поддержки, только на энергии послушания – и в итоге сваливаясь в депрессию, разрушая и себя, и отношения.
И наказывая за провалы себя: «Мне же сказали, как правильно – а я не смог!»
Инфантильно? Да. И безжалостно к себе.
Очень редко проявляется в нас другой способ взаимоотношений с собой – забота. Когда ты внимательно изучаешь себя, обнаруживаешь сильные и слабые стороны, учишься с ними обходиться. Учишься самоподдержке, а не «самоподгонке». Бережно, не торопясь – и ловя себя за руку, когда привычное насилие над собой рванется вперед. А то ведь можно с таким остервенением начать о себе заботиться, что никому не поздоровится.
И кстати: с появлением заботы нередко исчезает желание себя изменить.
Вчера я принял три бокала пива с другом и лег спать дома свалившись бревном. Жить хотелось, но не очень. С утра я проснулся часов в шесть. Сердце билось словно дизельный двигатель под высоким давлением. Я вышел из комнаты на кухню. Ольга спала как ребенок. Я достал кофеварку, чтобы нагреть в ней воды. В детской комнате была тишина. За окном на улице было холодно и солнце пряталось за облаками.
Пачка чая - черный, мелкий и крепкий как безлунная ночь. Я нагрел воды, насыпал горсть черного порошка в чашку с надписью "Викодин" и задумался. По утрам, если все спят я некоторое время меряю кухню шагами. И сейчас я тоже мерял ее, все больше смущаясь. Два дня назад, ночью я ехал со скоростью 130 километров в час мимо кладбища, мимо печально знаменитого поворота, где всегда висят венки на стальном столбе. Там где три года назад разбились насмерть парень и девушка, которые собирались на следующий день пожениться. Это сейчас я понимал, что глупо гонять на машине по встречной полосе, обгоняя поток, лететь навстречу фортуне. Сейчас мне казалось, что фортуна это все же осознанный выбор. Как батарея пивных бутылок в баре поздно вечером. Как решение начистить кому-то физиономию. Вся осознанность фортуны упирается в волевой выбор - делать какую-то фигню или не делать.
Я решил пойти и помыть машину. Сегодня был такой день, что машина, на которой я поеду, она должна быть чистой. Я выпил чай. Медленно, задумчиво, шагая от окна и к окну. О чем я думал сейчас даже не могу восстановить. Наверно это было переживание последних двух дней. Телефонный звонок, слезы на моем плече, потом весь день за рулем, потом поздно вечером, когда все нахлынуло, я вдруг сорвался. И результат - гонки на машине под громкую музыку в одиночестве. Одиночество в этот момент было настоящим.
Врач, который восстанавливает мой позвоночник, сказал, что у меня все проблемы от нервов. Длительный стресс. Что самое интересное, я его понимаю, и стараюсь следовать его указаниям. Но вот что делать, как находиться в спокойном состоянии, если отношения разрушены, друзья и близкие люди уходят, здоровье пошатнулось? Единственно - собраться в кулак и бороться. Искать отношения, друзей, близких. Радоваться.
Я набрал ведро воды и пошел мыть машину. Вчера утром я еле мог ходить - от потрясения в четверг меня еще шатало. Я нашел тогда в загашнике две последние сигареты и выкурил их одну за другой. Затем зашел в дом к маме и мы пили с ней кофе. Было восемь утра. Я отправился после кофе в магазин и купил торт для детей. Я шел на автомате, как робот. Эмоции убивали, продолжали убивать. Мозг был парализован как и сердце. Ноги переставлялись сами собой. Пришел в себя я только когда нужно было рассчитываться на кассе. Девушка просверлила меня глазами и взяла мою Визу-Голд. Я расписался на чеке. Коробку с тортом я держал в руке.
Сейчас я так же автоматически мыл машину. Зашел в дом к маме, набрал воды:
Хочешь кофе? - мама собирала детское белье.
С удовольствием.
Я тебе заварю.
Хорошо. - улыбнулся я, вытаскивая ведро с водой, - только я чуть позже. Я хочу домыть машину. - у меня ныла левая нога, там где было воспаление. Ноющая, зубная боль на всю ногу. И так уже два месяца по утрам.
Когда мы сегодня едем?
Там нужно быть к двенадцати. - сказал я. - Оля хочет попрощаться и уйти с детьми. Я потом приеду.
Конечно. Тебе сколько сахара?
В армии я какое-это время был санитаром. Я даже возил покойников в морг и перекладывал их с места на место. Это было похоже на то, как грузят дрова. Они все казались деревянными и одинаковыми, сучковатыми бревнами. Некоторые были потяжелее, некоторые были зеленоватые или с искаженными лицами. У всех были закрыты глаза. Казалось, что по каждому проехался какой-то каток. При этом даже когда я видел умирающих, как-то после какого-то раза, я перестал включать эмоции. Хирург, который работал у нас в госпитале, был вообще неподражаем и сконцентрирован. Весь день он орал на ухо уходящим в покойники "держись", а вечером выпивал стакан спирта, выкуривал свою Приму и уходил домой в военном плаще и фуражке. Движения были замедленны - все-таки двести грамм спирта в животе.
На меня обычно тоже накатывало через какое-то время. Больше накатывало от того, что я видел боль других людей и как-то само собой включалось сопереживание. А потом в голове появлялись картинки - самые разные. Наверно, если бы их не было я был бы самой последней скотиной, а так - доктор говорит, что нужно лечить нервы.
Я промыл коврики и водрузил их в автомобиль. Вылил воду в снег, пошел домой. В доме спали. Я сел за компьютер и включил музыку, тихо, чтобы никому не мешать. Сделал снова чай. Впереди тяжелый день. Очень тяжелый. Возможно самый тяжелый за последние несколько лет. Это просто нужно через себя пропустить - сказал я себе. То, что во мне, и в этих людях. Сначала открыть сердце, а потом пропустить, чтобы оно ушло, ушло дальше, туда где распахиваются небеса и звучит хор ангелов. Любовь имеет обратную сторону - привязанность. Привязанность имеет обратную сторону - любовь.
Все утро была бешеная гонка. Цветы, хлеб, скатерть, пачка сигарет. Тихие, медленно стекающие по щекам слезы и красные глаза. Что об этом говорить. Что говорить о печали и про горе? Разве только что это нужно пережить и жить дальше. Людей было очень много, они ждали с утра. Вся улица была заполнена людьми. Цветы, венки у входа в дом. Мои родственники, Ольга, в обнимку с Сашей и пустота в глазах, бесконечная даль, в которую шагнула эта веселая девченка.
Мы сидели в кафе. Саша, Лена. Лена покрасила волосы, недавно у нее был день рождения. Я с наполненным бокалом произношу слова:
Ты знаешь, когда-то у одного известного писателя, когда он уже был близок к смерти, попросили написать несколько слов о любви, о жизни. Он был восхищен одной женщиной, и ей он посвятил такие слова, которые в полной мере подходят и тебе. Он сказал:
Никто в целом мире не достоин твоих слез. А тот, кто их достоин никогда не заставит тебя плакать. Так оно и есть.
Я это произносил вслух все лишь два раза в жизни. Ребенок послушал и его кажется понравилось. Сейчас слезы были у меня.
Все курили, молча, одну за другой. Красные глаза. Ольга и моя мама - слезы, слезы, слезы.
Возьми в машине мои очки и пожалуйста надень шапку и застегнись. - она застегнула мою куртку и я надел шапку, которую сразу же снял, как только вернулся во двор.
Подошел Володя:
Слушай, Виталя. Будешь нести крест. - он повязал мне платок.
Я на машине - это не страшно?
Не страшно, все мы на машинах.
Пришел мой друг, с которым мы еще и дальние родственники. Черный, смятый в военной куртке.
Где это? - шепотом спросил он.
Через центральный вход заходи, там, в комнате. - ком в горле.
Он исчез, я стоял на крыльце. Мимо прошел окаменевший шурин. За ним его сестра. Друг вышел держась за лицо:
Какой ужас! - я взял его за плече:
Пошли покурим.
Да, да...
Я сразу же выкурил две сигареты. Ожидание, эти пол часа, они были жуткими. Тело отказывалось повиноваться. Огромное количество людей, полукругом, молча. У друга трясутся руки. Я хочу лечь. Но нужно держаться. Ведь я буду нести крест.
Пришел святой отец, мы оказались на кухне. Он проверил документы, спросил, как это случилось. Она шла с наушниками в ушах, слушала музыку. А пригородный поезд на этой станции не останавливался. В руке у нее был телефон. Все.
Мы зашли и я встал в дверях, батюшка начал произносить слова. Тонкие незаметные ленты дыма от свечей и Лена в белом платье, покрытая океаном цветов. Белых, красных. Голос святого отца проходил сквозь тело и улетал дальше. Я посмотрел на небо, глаза потекли, медленно капля за каплей, потекли сами собой. И вдруг я понял, что этот мир в котором мы живем, это лучший из возможных миров. Нет другого лучшего. Это стало понятно как-то душой, которая, слушая молитву вдруг сдвинулась с места. Что-то прошло сквозь меня и стало осязаемым.
Над этим домом открылись небеса.
Мы все связаны между собой тонкими нитями.
Мы не хозяева собственных жизней. От рождения до смерти мы связаны с другими - прошлым и настоящим. И каждый наш проступок, как и каждое доброе дело рождает наше будущее.
Наш мир это открытые двери, чтобы родиться вновь. Прожить, и затем снова родиться вновь. Нет никакой смерти, нет никакого одиночества. Вот они, эти нити, сейчас и здесь, между нами.
Мы вышли на улицу. Разобрали венки, я взял крест. Медленно мы двинулись вперед. Ее портрет, крест в мои руках. Затем венки, люди и она.
Помню она как-то себя плохо вела. Чтобы ее пожурить, я спросил:
Слушай, ну сколько тебе уже лет?
Девять. - ответил ребенок, стоя на голове и упершись ногами в диван.
Да я в твоем возрасте уже все буквы знал! - ляпнул я первое попавшее в голову. Ребенок попал в ступор, переваривая полученную информацию.
В девять все буквы? - удивилась она.
Да, все. - подтвердил я.
У меня ныла нога, да и крест был тяжелым, я старался держать его высоко. Мы подошли к автобусу, погрузились. Я сел в свою машину с тещей, шуриным и двумя родственниками. Мы медленно поехали за автобусом. Проехав по той дороге, на которой я вчера летел на встречной полосе, мы свернули в лес, и почти сразу же оказались на кладбище. Все заполнилось машинами. Молча выгрузились. Началось прощание. Освятили крест. Мой друг, подошел к девочке и поцеловал ее, а потом посмотрел на небо, словно что-то увидел там. Он забрал цветы и потерялся в них.
Начали засыпать. Батюшка бросил песок, затем я и остальные. Я подошел к другу:
Дай мне две гвоздички. - я вытянул один красный цветок, затем второй.
Поставили крест, я подошел первым и положил два цветка. Могила покрылась цветами. Я отошел.
Все. Теперь ты на небесах. Я видел, я чувствовал как небо принимало тебя. И мой друг видел. И все остальные.
Все стали садиться в машины и ехать.
В ресторане я выпил бутылку водки. Уже в самом конце я, шурин и мой друг подошли. Дедушка держался:
Мы хотим с вами выпить. - сказал я и мы все наполнили чарки. Выпили по полной.
Вот что меня держит еще. - проговорил дедушка. - Работа, и рыбалка. А иначе можно с ума сойти.
Да. - я кивнул. Потом я что-то еще говорил, уже не помню - мысли перемешались. Меня остановили, мы снова выпили, потом еще, потом опять. Я попрощался.
Наклонился в Саше и поцеловал ее в голову:
Саша, я всегда буду рядом. Я тебя люблю. Если нужно будет что-то - просто позови. Я все для вас сделаю, все, что ты попросишь.
Мы ушли. Друг сразу попрощался. Я и шурин пошли домой. Мы шли и я вспомнил.
Никто в целом мире не достоин твоих слез. А тот, кто их достоин никогда не заставит тебя плакать. Я ведь есть и продолжение. Ты достойна слез всего мира, и вся радость мира принадлежит тебе. Смейся, и весь мир будет смеяться вместе с тобой.
Мы пришли домой. Я свалился в постель:
Я недееспособен сегодня. - пробормотал мой голос. Жизнь казалась чем-то вроде туманного острова. Я уснул, провалившись в темноту. Если бы только это, думал я.
«Ад – это место, где грешников варят в котлах»;
«Ад покрыт льдом…»;
«Ад – это страна желтых источников, где пребывает низменная часть души»;
Сегодня мы поговорим за что люди попадают в Ад.
В разных религиях понимание ада разное. В «добром и мирном» буддизме их вообще восемь, и каждый в центре – раскаленный, а по периметру – ледяной. Но все религии сходятся в одном – место это крайне неприятное и попадать туда не стоит.
А вот как не попасть – тут тоже возможны варианты.
В «воинственном» исламе попасть в ад и выйти оттуда – вообще не вопрос. Совершившие грех, безусловно, будут ввергнуты в муки: в исламе это — огонь, и грешники будут гореть. Сколько продлится мука, знает лишь сам Аллах, ни у кого другого, даже у самых высокопоставленных и уважаемых деятелей церкви «нет доступа» к информации о приговорах.
Но сами грешники могут не беспокоиться.
Те, кто наряду с грехами совершал и добрые поступки, выйдут из ада благодаря заступничеству тех, кому позволят ходатайствовать за них.
Те же, кто умудрился не совершить ни одного доброго поступка… тоже выйдут — бесконечной милостью Аллаха.
Просто позавидовать можно!
Хотя в христианстве зависть – один из вернейших способов загреметь в ад. Причем, не в чистилище, откуда все же можно выбраться, пусть через столетия мук. А именно в ад, откуда выхода нет.
«Приговор, не знающий изъятья»
«… Lasciate ogni speranza voi ch’entrate» в переводе с итальянского – «Оставь надежду всяк сюда входящий». Надпись над вратами ада в «Божественной комедии» Данте Алигьери, написанной 700 лет назад, и до сих пор пугающей впечатлительных людей. Еще бы…
«Нагие души, слабы и легки,
Вняв приговор, не знающий изъятья,
Стуча зубами, бледны от тоски
Выкрикивали Господу проклятья…»
В католической версии христианства есть семь смертных грехов: гордыня, алчность, зависть, гнев, похоть, чревоугодие и лень. То есть, согласно этому «табелю» в ад можно угодить за лишний кусок пирога за ужином или за не заправленную с утра постель… Крутовато, нет?
Но отсюда вытекает забавный вывод: грехи имеют разный «вес» и имеется некий «божественный прайс-лист», где каждому деянию соответствует свой ценник.
Ознакомиться с ним можно в той же «Божественной комедии», там он достаточно полон. Данте не поленился и четко расписал: кого, куда, по какому адресу, на какие муки и за какой грех. Согласно этой классификации, на самые «легкие» муки осуждены одержимые страстью. Тяжкие предназначены для изменников. Хуже всего в аду приходится предавшим доверие.
А, между тем, в «совершенном кодексе» сказано, что наказание за любой грех, малый или большой, единое – смерть (значит ли это, что не согрешившие ни делом, ни бездействием, ни даже помыслом будут жить вечно?).
За что отключают Божественный свет
Православие, одновременно, и мягче — и строже. «Геенна огненная» — местечко вообще не для людей, оно предназначено для «падших и укоренившихся во зле духов».
А для нас, человеков, есть лишь здравие и болезнь души. И сам православный ад не что-то материальное, типа несмазанной маслом сковородки для грешника, а просто и страшно: гибель души. Когда подумаешь об этом, становится понятным, почему так странно звучит вопрос: «Как спасти душу, попавшую в ад?» Никак. Все равно, что пытаться воскресить покойника. «Померла, так померла».
За что же отключают Божественный свет? Явно не за то, что съел котлету в пост.
Список грехов тот же, а непрощаемый грех (гарантированно и окончательно убивающий душу) – хула на Святого Духа. «Приговор, не знающий изъятия» положен только за это – за то, что ты противопоставил себя Богу. Как Сатана и Компания.
Но что нужно делать (вернее, конечно, не нужно), чтобы вот так окончательно и бесповоротно поссориться с Богом? Развязать войну? Создать секту? Продавать наркотики? Или все проще, и достаточно, как учат 9 из 10 священников, просто не ходить в церковь и «верить дома»?
Чем опасен «домашний храм»?
«Если вы не будете ходить в церковь и слушать батюшку, то кто вас научит тому, как верить в Бога? Вы начнете сами решать, что есть грех, а что – нет. И обязательно ошибетесь, потому что дьявол лукав и найдет лазейку в сердце человека».
Не зря же среди грехов, которые нуждаются в покаянии и прощении в православии есть: «осуждение священников, редкое посещение храма, несоблюдение постов, нарушение церковных и молитвенных правил».
«Человек слаб и падок на соблазны, овце нужен пастух…»
Спорить с этим трудно. Да, слабы.
Но кто мешает нам стать сильнее? «Кто может научить правильно верить в Бога?» А он сам? Почему не может? Разве не говорит Он с каждым из нас, разве нет Его в нашем сердце? Почему же мы Его не слышим? Или не понимаем? Или понимаем не так? Почему нам нужны толкователи?
Как выбросить ключ от двери ада
Древние славяне самой страшной из «темных богов» считали Кривду. То есть ложь.
Довольно странно и даже дико с позиции современного человека, который врет, как дышит и не считает ложь не то, что грехом, а даже сколько-нибудь серьезным проступком.
«Да ладно, не соврешь – не проживешь».
Почему же наши далекие предки считали иначе, и числили ложь проступком худшим, чем убийство?
Потому, что прежде, чем что-то сделать, ты это себе РАЗРЕШАЕШЬ, сам. В душе. «У него и так всего много» — прежде, чем украсть. «У меня нет другого выхода» — прежде, чем предать, изменить. «В этом нет ничего плохого» — говоришь ты сам себе и разрешаешь сделать зло.
Ложь – тот самый ключ, который открывает двери ада. С нее начинается распад и смерть души.
Не врать себе… Хотя бы самому себе – и эта дверь никогда не откроется.
Так просто. И так сложно.
Проповедник считает всё это сказкой, ведь в Ветхом Завете говорится совершенно о другом. Он заявляет: «Когда ты умер – всё закончено», а царство Люцифера находится на Земле.
Известный американский евангелист из Арканзаса Тимоти Роджерс на своей недавней часовой проповеди заявил, что Ада не существует. Он называет это место, которое кстати есть в каждой религии и даже в политеизме, вымыслом. Проповедник считает Ад сродни рассказам о Санта-Клаусе.
Продолжение...
Тимоти Роджерс заявил, что в Аду никто не бывал, ведь рассказов об этом нет. За миллиарды лет ни единый человек не заявил, что в царстве Люцифера жарко и там вечные мучения.Проповедник поясняет, что в Ветхом Завете не говорится, что Ад находится «под землёй». В тексте указывается, что он был на Земле. Что касается Рая, то он был не «в небе», а в Эдемском саду. В это же время точное место не указывается.
По словам Роджерса, люди ждут жизни в царстве Люцифера, превращая её в живой Ад. Это всё происходит из-за того, что люди буквально стали поклоняться смерти. Все эти сказки – опасная и демоническая доктрина, созданная сатаной, чтобы «красть души людей».
В это же время проповедник считает, что после смерти люди попадают в параллельные миры. Именно в них и находится Рай и Эдемский сад. Тимоти Роджерс далеко не первый, кто заявляет о наличии мультивселенной со множеством миров. Теория активно существует и в науке, и в философии, и в религии.
Кстати, параллельные миры часто вспоминаются в индуистских древних трудах при описании Бога и всего, что он создал с религиозной точки зрения. Впервые же теорию о существовании нескольких вселенных выдвигает великий философ Платон, рассказывая о мире вещей и мире идей.
Однако с христианской точки зрения наличие параллельных миров необходимо считать ложным заявлением, которое нарушает множество существующих догматов и правил. Дело в том, что Пастору не стоит рассуждать на такие темы, ведь христианство основывается только на вере.
В христианских трудах и святых писаниях указывается, что человек не совершенен и не может познать Бога. Поэтому все его представления должны основываться только на авторитете церкви и святых, которые, с религиозной точки зрения, несут истину. Что касается Роджерса, то за подобные мысли он должен попасть в Ад, как бы это сатирически не звучало.
Loading...