Ответственность за незаконный оборот алкогольной продукции. Путин подписал закон ужесточающий наказание за нелегальный алкоголь

Как и многие другие формы насилия, жертвами и убийцами этой войны являются в основном самые бедные и наиболее стигматизированные слои своих стран. И работа полиции обычно фокусируется на розничном рынке, наиболее подверженном воздействию и занятом теми, у кого меньше прибыли от этой торговли. Из года в год объявляются разведывательные меры по борьбе с отмыванием этого капитала, но его влияние на торговлю людьми является незначительным.

Удерживая уличных торговцев на ежедневной основе, быстро пополняясь на таком динамичном рынке, полиция делает незаконный оборот наркотиков одним из главных виновников тревожного роста тюремного заключения во многих странах. В Бразилии среди 513 000 заключенных, по оценкам, 106 000 человек ответило на преступления, связанные с наркотиками.

В той мере, в какой они не достигли цели «свободного от наркотиков мира» в течение следующих нескольких десятилетий, различные международные конвенции отложили свои цели. Действительно, Конвенция только присваивает перспективу, которая уже была ясна большинству агентов, участвующих в повседневной войне с наркотиками, которые никогда не видели окончательной победы. Это война, в которой часто отмечаются частичные «победы», такие как тюремное заключение наркоторговцев и захват наркотиков, которые могли бы вывести с улиц «яд», который распределяет все более опасный враг.

Игнорируя тот факт, что существует постоянная замена функции и что только небольшая часть того, что распространяется на рынке, изъята, полиция превозносит больше процедур, чем практические результаты: цены на кокаин и его взломанный вариант, трещина, остались практически стабильными в Сан-Паулу почти два десятилетия назад.

Наконец, в соответствии с запретом, наркопотребители находятся в тесном контакте с преступностью. Охваченные маргинальной аурой, которые оба соблазняют и стигматизируют, наркотики становятся маркером мужества и мужественности. В отличие от легальных лекарств, где медицинские услуги могут предоставлять информацию о более безопасном использовании и, таким образом, стимулировать самообслуживание, у потребителя незаконных наркотиков стоит одно решение: прекратить потребление или поддерживать стать рабом лекарственного средства.

В последние годы критика прогибиционистской парадигмы не только укрепилась, но и ушла из того места, в которое они были стратегически отнесены на протяжении всего двадцатого века: необоснованная экзотика или плод личной приверженности делу защиты употребления наркотиков в качестве положительного. Прагматические и реалистичные подходы, такие как снижение вреда, смогли дистанцироваться от запретительных помещений и достичь хороших результатов, с которыми они медленно завоевали доверие.

Вместо того, чтобы наказывать их тюремным заключением, государство должно обращаться с ними, даже против их воли. Эта перспектива, уже предусмотренная Конвенциями, в настоящее время является своего рода «модернизацией» запретительной предпосылки и в Бразилии повлияла на важные изменения в обновлении законодательства по этому вопросу. С другой стороны, закон увеличил минимальный тюремный срок для всех, кто употребляет наркотики для торговли людьми от трех до пяти лет.

Два последних опроса показали, что закон задерживает молодых людей, обычно бедных, первичных и имеющих небольшое количество наркотиков. Более того, когда они обращаются в качестве торговцев людьми, большинство из них реагируют на процесс, заключенный в тюрьму, и вряд ли могут избежать убеждения. Во-вторых, благодаря расширению разрыва между потребителями и торговцами людьми, как представляется, закон, как представляется, усилил полицейское правоприменение, которое значительно возросло с момента его принятия, как отмечалось ранее.

Изменение закона неоспоримо важным, чтобы подавить тюремное заключение пользователей, кажется, близко дилеммой: на путях, которые ведут к критике запрет. Основной аргумент группы состоит в том, что война с наркотиками является неудачей, с ужасающими побочными эффектами незаконного рынка наркотиков и жестокими и дорогостоящими попытками борьбы с ним.

Поэтому его главная атака является второй запретительной предпосылкой, согласно которой наркотики должны вести уголовную и военную борьбу. Подобным образом, другие критические замечания о запрете не направлены на его фундаментальную предпосылку, что государство может и должно вмешиваться в индивидуальное решение использовать наркотики. В этом варианте есть, несомненно, тактический компонент. Дискуссия о наркотиках на протяжении более века регулировалась моральной паникой и форматом воодушевления, в котором вопросы первой предпосылки - должно ли государство действительно запретить употребление наркотиков? - обычно интерпретируются как заинтересованные или несущественные симпатии со стороны противника.

Когда он ставит под сомнение исход войны, критика становится более приемлемой и может получить дополнительную поддержку. Это будет отражением его пределов. Поддержание предпосылки о том, что наркотики достаточно плохи, чтобы оправдать их запрет, - это более глубокое обоснование парадигмы. Возможно ли, однако, что существенные изменения могут происходить без ограничений на роль государства, подвергающегося сомнению? После провокации Давида Хусака один из риторических способов восстановить роль государства в обсуждении - это изменить вопрос, который обычно задают критики запретизма.

Таким образом, вместо пассивного ответа на вопрос «Зачем государству декриминализировать употребление наркотиков?», Нужно добавить другое: «Почему государство запрещает употребление наркотиков?». Стратегия опроса первой предпосылки, хотя и более политически более тонкая, может поколебать всю парадигму более последовательно. Историческая гибель другой модели прогибиционистов является дидактической. «Сухой закон» действует уже тринадцать лет, и по сей день он является наиболее показательным примером неудачи из-за его последствий: усиление насильственных преступлений, консолидация организованной преступности и отравление из-за подпольного производства.

Сегодня это не считается запретительным заблуждением только потому, что оно потерпело неудачу, а потому, что его авторитарная основа - государство может в защиту общества запретить лицам покупать алкоголь на законных основаниях - вовсе не кажется правдоподобным, что делает его маловероятным для повторного введения.

Как указано выше, защита альтернативной модели запретитизма заключается не в том, чтобы удалить государство из этой проблемы, а в том, чтобы пересмотреть свою роль, чтобы она действовала более эффективно в демократических пределах. Систематическое изменение сознания через вещества не является изолированным действием. Люди делают это в определенных социальных контекстах, которые, как и все остальные, полны значений, правил и значений, которые подстрекают и устанавливают параметры. К разбалансирующим эффектам наркотиков всегда устанавливаются меры социального контроля и контроля, включая санкции.

В текущем примере индивидуумы и общество балансируют между стимулами, ценностями и санкциями, которые относятся к потреблению алкоголя. Государство в этом случае отсутствует в задаче регулирования рынка и препятствует его использованию, но даже в этом случае большинство пьющих не могут считаться социально неблагополучными или хронически зависимыми. Когда признается, что невозможно преодолеть проблемы, которые неизбежно может вызвать употребление наркотиков, легче заметить, что никакая профилактическая мера не будет более эффективной, чем самопомощь и укрепление социальных связей.

Следует также избегать убеждений в вездесущем регулировании производства и торговли психоактивными веществами. Меры контроля и обескураживание являются основополагающими - повышение цен, ограничение торговых точек, предлагаемое количество ограничений, контроль дозировки и т.д. - но следует учитывать наиболее распространенные модели потребления, чтобы они не являлись основным стимулом для гипертрофии неизбежного подпольного рынка.

Практический опыт, который был обозначен как модель, является португальским. Десять лет назад новый закон поддерживал незаконность наркотиков, но использовал для потребления административное нарушение. В случае с наркотиками индивид слышит гражданский совет, состоящий из психологов, врачей и социальных работников, которые совместно и с точки зрения целостного здравоохранения решают, относится ли это к лечению или более серьезным санкциям, как штрафы. В большинстве случаев с участием взрослых и наркотиков, таких как марихуана, роль государства временно заканчивается в этом контакте.

Португальские правила более четко определяют количество, которое типизирует владение для использования, и результаты, полученные после изменения, являются положительными, такими как падение числа проблемных потребителей и уменьшение вовлеченности детей с наркотиками. Однако самым большим достижением этой модели является демонстрация того, что подавление наказания не заставляет всех, особенно молодежь, бежать к ближайшему торговцу наркотиками. Его введение, однако, должно быть адаптировано к таким контекстам, как бразильский, характеризующийся большой избирательностью в отношении уязвимых групп населения.

Вывод потребителя из орбиты уголовного права посредством четких критериев для определения того, что для потребления и торговли, является менее спорным изменением и с положительным воздействием. Повторное использование термина «наркотики» в этой статье может привести к ошибочному выводу о том, что предполагается, что они должны иметь эквивалентное лечение со стороны государства. В условиях запретизма один неясный критерий - законность против незаконности - объединяет очень разные вещества. Именно на основе этой специфики большинство критиков прогибиционизма выступают за возможность немедленного изменения, например, в правовом статусе марихуаны, наиболее широко используемого незаконного наркотика на планете.